Алексей вернулся к машине и по снежной колее подъехал к заинтересовавшему его дому. Подойдя к месту, где стояла ранее «Волга», он стал там исследовать следы на снегу. Было видно, как два следа обуви от колеи змеились к дому. Обратно к «Волге» также было два следа. От места, где ранее стоял «Москвич», на снегу к дому было четыре следа, а назад к нему вело лишь три. Удивленный таким открытием, но уверенный в правильности своего вывода, Алексей мог утверждать, что в настоящее время Бармин находится в закрытом доме.
Поняв, что любовь с девушкой придется отложить на другое время, он отвез подругу к ней домой, после чего поехал на швейную фабрику к своему бригадиру, которому доложил о результатах своей работы. Тот, несмотря на поздний час, позвонил домой Геннадию Юрьевичу, известив его обо всем, что видел Алексей.
Минут через тридцать после разговора с бригадиром Голдобеев-младший пришел из дома на проходную с ножовкой по металлу в руках. Голдобеев вместе с Алексеем и двумя вооруженными охотничьими ружьями рабочими, помогавшими фирме «Феликс» охранять фабрику, поехали в товарищество «Садовод» на машине Алексея. Там он повторно, но более подробно изложил сопровождавшим его лицам результаты своего наблюдения, показал на снегу следы своей обуви и заинтересовавшие его следы неизвестных лиц.
Перепилив ножовкой дужку замка на входной двери дачи, они проникли в нее.
— Если есть кто в доме, то отзовись, — возбужденно закричал Алексей, понимая, что если в доме никого не окажется, то ему неприятностей по службе не избежать.
Раздавшийся из подвала стук в дверные створки люка показал прибывшим, что они в доме не одни. Они отодвинули стол, подняли палас и только тогда обнаружили металлические створки люка. Рабочие фабрики, вытащив задвижку, открыли дверки в подвал, из которого медленно вылез Жиган. Увидев своих спасителей, он, не имея сил стоять от нервного напряжения, не поднимаясь на ноги, присел на пол, а потом лег, уткнувшись лицом в палас. По подергиванию плеч было понятно, что он беззвучно плачет.
Наклонившись к нему, бережно тронув Жигана за плечо, Голдобеев участливо произнес:
— Успокойтесь, Николай Сергеевич, ваши неприятности остались позади.
— Давайте-ка слаженно двигать отсюда, а то, не дай Бог, на нас наскочат сторожа «Садовода», от которых нам может здорово достаться на орехи, — осторожничая, предложил Алексей.
Они покинули поселок. По дороге на фабрику Голдобеев, сидя рядом с Жиганом, спросил у него:
— Что с тобой случилось, Николай Сергеевич? Как ты тут очутился?
— Ваши «кровные дружки» привезли меня сюда, чтобы заживо похоронить в бетонном склепе.
— Вот сволочи, их надо за это судить, — заявил пожилой рабочий фабрики.
— Сначала надо о них в милицию сообщить, — назидательно заметил его товарищ.
— Никакой милиции и никакого суда я не хочу, — тихо, но непреклонно заявил Жиган.
— Будет так, как скажешь, — заверил его Голдобеев.
Приехав на фабрику, отпустив свой почетный эскорт, Голдобеев вместе с Жиганом ушел к себе домой. Там Жиган, плотно поужинав, выпив стакан водки, откровенно рассказал Юрию Андреевичу и Геннадию о своем грехе перед ними, после чего поведал о своем последнем злоключении.
Выслушав его, Юрий Андреевич простил Жигана, а потом искренне заявил:
— Я этого Туляка «предоброго» засажу туда, куда Макар телят не гонял.
— Хоть он и порядочная сволочь, но я не хочу, чтобы его посадили из-за меня, — вновь попросил Голдобеева Жиган.
— Почему ты хочешь его выгородить? — удивился Юрий Андреевич.
— Он со мной поступил жестоко, но не измывался и не унижал. За это я ему благодарен.
— Его бандиты оставили в холоде-голоде умирать, а он еще им благодарен, — удивился Голдобеев-младший.
— Вам, Геннадий Юрьевич, нашего воровского закона не понять. Если его ментовка за что-то другое раскрутит, то я против такого финала возражать не буду, но потерпевшим быть в суде по его делу я не желаю и никогда не буду.
— Как тебе поступить с Туляком — твое дело, и мы в него не будем вмешиваться, — заверил Жигана Юрий Андреевич. — А пока поживи в нашем доме.
— Опять хотите, чтобы я жил у вас в доме захребетником? — недовольно поинтересовался Жиган.
— Ни в коем случае. У нас водитель с «вольво» уходит на пенсию. Я своего водителя с «Чайки» переведу на «вольво», а ты будешь водителем «Чайки», не возражаешь?
— О каком возражении может идти речь? — удивился Жиган. — Если вы мне доверяете, то я со всей душой.