– Шли бы вы, – огрызнулся Булдыгин.
– Слушай, Викторыч, а портфель-то чего у тебя так раздут? – не отставал Аристов. – Телевизор супруга положила?
Я схватил фляжку и машинально потряс – пустая. Где же условия для сносного существования?
– Мечты забываются, – подтвердил Аристов, – Павел Викторович сделали маленький глоточек.
– Сам и выдул, – возмутился Булдыгин, – болтун хренов…
Происшествий и находок с утра не было. Ночь прошла спокойно, если не считать, что добрая половина роты чихала и кашляла. Чай в термосе безнадежно остыл. Сжевав бутерброд, запив его холодной горькой жижей, я сунул в зубы сигарету и вывалился из машины.
Картинка в корне не менялась. Два «Урала» в одну колонну. Солдаты, словно бомжи по свалке, бродили по канавам и подлеску. Двое на задворках с тепловизорами. Далеко впереди – передовой дозор (рисково там ребятам). Сержант Архипов выбирал достойнейшего для благородной миссии.
– Эй, вы, четверо, а ну встали! Будем считаться: кубик-рубик, шарик-х…ярик… Лопухин! Пулей за сухим пайком!
Покосился настороженно в мою сторону – не подпадают ли его действия под военное преступление? Не подпадают. Не бежать же всем колхозом за какой-то дюжиной мешков с едой.
– Камбаров, ты достал уже всю роту! – грохотал на весь лес его двойник Капустин. – А ну, шире шаг!
– Нога натер, товарищ сержант, – бормотало, хромая, щуплое дитя восточных окраин. – Сапог тютелька в тютельку был, еле-еле натянул…
– Тютелька за ночь выросла, Камбаров? – Этот даже не косился в мою сторону. – Ты кем, уродец, на гражданке был? Пряностями торговал? А ну, марш, боец – сносить тяготы и лишения воинской службы!!!
Все эти парни клялись в присяге сносить тяготы. Воинская повинность называется – и когда провиниться успели?
– Проснулась, прокуратура? – беззлобно приветствовал меня капитан Хомченко, осунувшийся и весь обросший серыми камуфляжными пятнами. – Ну и видок у вас.
– Да и вы не посвежели, – огрызнулся я. – Новостей не прибыло, капитан?
– Работаем, не спим. За сутки пятнадцать километров. Сегодня, думаю, все решится.
– Вы такой оптимист, капитан. Протяженность трассы двести верст. Вы уверены, что дезертиры на этой дороге?
– Их видели на этой дороге. А раз это так, то с дороги им деться некуда.
– Вы полностью исключаете, что они могли углубиться в лес?
– Эх, прокуратура… – комроты посмотрел на меня с жалостью. – Эти парни не охотники. Вы читали их личное дело? Дети асфальта, у одного плоскостопие, у другого гипертония, в тайге отродясь не были, а ведь эти леса – сплошные завалы и торфяные болота. Лично я бы смог уйти метров на тридцать, а дальше требуются специальное оснащение и сноровка, которыми ни я, ни дезертиры не обладают. А если спрячутся под завалом, их возьмет тепловизор – дальность действия не меньше ста метров.
– А вы не думали, почему дезертиры направляются в Чебаркуль?
– Без понятия, – капитан недоуменно повертел головой. – В тех краях цивилизация обрывается решительно. Ее и здесь-то негусто.
– А вдруг не в Чебаркуль?
Он с интересом на меня уставился.
– Любопытная версия. А куда?
– А вы подумайте.
– А я уже думал, – он устало улыбнулся. – Тайга непроходима. Речушки, озера, мелкие якутские поселения. На севере Шалимский кряж, брать его с боем – большая глупость. Я не исключаю, конечно, индивидуальных вариантов… Но чтобы понять, нужно быть дезертирами – я имею в виду, попасть в их шкуру. Вы пробовали попасть в их шкуры, прокурор?
Около полудня вновь зарядил дождь. Чихающее подразделение ковыряло заросли. Стонал Булдыгин, маялся от безделья и щипал старшего товарища Ленька Аристов. День тянулся, как резиновый. Сутки минули с нашего приземления в зоне поисков, когда в устоявшейся картинке наметились подвижки. В голове колонны послышались крики. Выстрелов, слава богу, не было. Я катапультировался из кузова. Натягивая капюшон, побежал на крики. Солдаты остановили покалеченный микроавтобус с полосой. Дежурная бригада электриков возвращалась из Чебаркуля, где ночью на подстанции вследствие попадания молнии приключилась авария – вышли из строя силовые трансформаторы. В десять утра выехали в Марьяновск. Двоих трясло от страха. Третий, сидевший за рулем, нервно улыбался и высасывал кровь из запястья. Стекло в машине было выбито. Со слов шофера выходило, что миль десять назад какие-то вояки пытались их остановить. Двое выбрались из водостока, чумазые, страшные, глаза дикие, автоматы наставили. Давай жестикулировать, что надо развернуть машину и всем «посторонним» ее покинуть. У долговязого, с большими оттопыренными ушами, по лицу текла кровь, второй был измазан с ног до головы – одни глаза сверкали. Шофер сообразил, что в случае остановки будущее их бригады под жирным вопросом, крикнул своим, чтобы падали на пол, и рванул в слякоть. Дезертир отпрыгнул, оба открыли огонь. Прошили кузов, стекло вдребезги, но удалось уйти. На вопрос, когда именно это случилось, работяги сошлись во мнении: минут десять назад. Жарил водила на полную катушку – километров шестьдесят по хлябистой дороге – скорость почти космическая.