– Умница, – похвалил Аристов Булдыгина, – умеешь сказать под руку.
– Гаврила, блин, – ругался сержант в адрес рядового, освещая внушительных размеров воронку, наполненную зеленой водой.
– Н-ничего, – заикаясь, бормотал солдатик, выбираясь из столбняка, – я п-плавать умею. Спасибо, т-товарищ… не знаю вашего звания…
– Он тоже плюс-минус капитан, – подсказал я.
– Плюс-минус старший лейтенант, – приветливо поправил Аристов. – А товарищу капитану я сам спасибо скажу. Когда вернемся.
Мы двигались дальше, погружаясь в хитросплетения лабиринтов и переходов. Обратная дорога пока откладывалась в памяти, да и по следам ее несложно было восстановить. А на случай севших батареек в рюкзаке имелась запасная пара. Поэтому, когда следы дезертиров принялись петлять по запутанным коридорам, зачастую дважды проходя по одним и тем же местам, мы не стали паниковать.
– Странно девки пляшут, – бормотал «следопыт» Хомченко, утомленный согбенной позой. – То ли эти мерзавцы нас со следа сбивают, то ли крыша у парней капитально едет.
– Есть и третья версия, капитан, – сказал я. – Они что-то ищут, не могут найти, вот и кружат восьмерками.
– Что они тут могут искать? – фыркнул ротный. – Клад? Затерянный подземный город?
– Скоро узнаем, капитан.
Мы погружались под землю. Запутанные лабиринты сменялись удушливыми каменными мешками, широкими галереями с глубокими полостями по принципу «коридорной системы». С потолка свисали сталактиты, пышные оборки и занавеси из застывших минеральных образований. Склепы, котлованы, канавы, щели, борозды… Время уже не воспринималось.
– Стоп, – сказал сержант, и все мгновенно присели. – Шапка.
– Чего шапка? – не понял Хомченко.
– На полу шапка. Подходите, товарищи офицеры, не бойтесь, не укусит.
На полу лежала солдатская кепка с опущенными наушниками. Изнаночная часть пропитана кровью. Свежей. Острый выступ в арочном проходе, о который невнимательный солдат треснулся головой, располагался низко – вряд ли в этом событии было что-то неординарное.
– Подумаешь, башкой треснулся, – сделал аналогичный вывод сержант, внимательно осмотрев пещеру и заняв позицию у проема. – Я не понимаю только, господа офицеры, почему он не поднял ее.
– Сознание померкло, – пошутил Аристов.
– Или что-то еще. Ну-ка, тихо…
Мы прислушались. К шуму стекающей с потолков воды примешивался посторонний звук. Отдаленный рокот. Словно зверь, притаившийся в глубине лабиринта, почувствовал приближение людей и выражал по этому поводу сдержанное неодобрение.
– Мамочка… – сжался в ежика Балабанюк.
– Да нет, господа-товарищи, все нормально, – успокоил Капустин. – Речка. У нас на Урале имеется знаменитая гипсовая Кунгурская пещера – шесть камэ длиной, по ней тоже речка бежит, я в детстве с пацанами по ней лазил. Свалиться, правда, в такую речку удовольствие небольшое – быстрая, зараза, унесет неведомо куда…
А не идут ли дезертиры к реке? – мелькнула интересная мысль. В тех местах, где земная кора сложена из карстовых пород, многие реки, ручьи, озера без «предупреждения» проваливаются под землю. И ничто им не мешает внезапно выныривать в неожиданных местах…
Мы прошли еще несколько отсеков. Шум реки нарастал. Отчетливо слышался плеск, бурлила масса воды.
– В экую же глухомань нас занесло, – зачарованно бормотал Ленька. – Расскажешь кому-нибудь – не поверят. Скажут, заливаешь, как всегда…
– Позвольте вопрос, господа прокуроры, – подал голос Хомченко. – Может, все-таки расскажете, чем вызван интерес прокуратуры к сбежавшим солдатам? Вы, помнится, радели за неприкосновенное к ним отношение?
Булдыгин с Аристовым благоразумно помалкивали. Отдувайся, как заведено, Михаил Андреевич…
– Был приказ штаба округа, – неохотно признался я, – вызванный телеграммой из Администрации Президента Российской Федерации. Папа Райнова круто пошел в гору…
Все непосвященные мгновенно догадались.
– Вот собака, – завистливо пробормотал Балабанюк. – Он тут людей убивает, а мы его должны за это облобызать и к папочке отправить, который пальцем щелкнет, и сыночка комиссуют.
– Дерьмо вонючее… – философски заметил Хомченко. – Кто сказал «Россия – это мы»? Россия – это нас… Кому мы служим, господа?
Но самое неизгладимое впечатление мои слова произвели на сержанта. Он замер, словно натолкнулся на невидимую преграду, покрутил головой, как бы разминая шею, скрипнул челюстью.
– Продолжайте движение, сержант, – вздохнул я. – Ума не приложу, как буду выпутываться, но считаю, что преступники должны понести заслуженное наказание. Даю слово, что ни о каком возвращении под крыло папика речь уже не идет.