Не открывая глаз, Василий мгновенно оценил положение и состояние тела, затем перешел на отдельные телесные ощущения, перебирая их одно за другим. Прочувствовав таким образом все органы, он сосредоточился на тактильных ощущениях. Через несколько минут он добился того, что даже те ощущения, которые в нормальном состоянии считались неприятными, стали для него вполне приемлемыми. Сосредоточившись на этом, Василий приказал себе все касания считать сегодня приятными, проанализировал движения мышц при дыхании и встал. В соответствии с методикой ему предстояло в течение дня три-четыре раза расслабляться до состояния сонного тяжелого "желе" и внезапно напрягать тело, чтобы добиться как можно более полного ощущения удара. Таким образом он тренировал переход на темп, состояние сверхскорости, когда все мышцы должны действовать согласованно и со скоростью, превосходящей нормальную в пять-десять раз.
Проделав обычную процедуру: купание - завтрак - медитативное расслабление с попыткой войти в состояние меоза, - Василий собрал сумку, положив туда все, что могло пригодиться в дальнейшем, в том числе и пять комплектов "тюбетеек" генераторов защиты от "глушака", остановился на пороге, с грустью окидывая взглядом гостиную. Он знал, что больше сюда не приедет, оттого ощущение вины было острым, как никогда.
На свою беду, Василий был устроен так, что не мог радоваться чему-то один. Ему всегда хотелось поделиться приятными вещами с другими, чтобы родные и близкие, любимые, друзья и приятели радовались вместе с ним, сопереживали и чувствовали то же, что и он. Уезжая из Владимира, он, по сути, бросал Наташу, хотя ничего никогда ей не обещал, и все же...
Поколебавшись, он вырвал из блокнота листок бумаги, написал крупно: "Прости меня! Я приеду", - положил на стол, но еще с минуту боролся с собой, не зная, то ли приписать что-нибудь еще, то ли не оставлять ничего. Все же решил записку оставить. А взявшись за ручку сумки, вдруг почувствовал знакомое покалывание левой ладони, дискомфорт в одежде, будто брюки и рубашка стали ему малы. Это было явное нарушение гармонии мира, и виной этому ощущению были внешние обстоятельства. Так глубокое "я" Котова реагировало на появление опасности.
Василий глянул в дверной глазок и увидел давешних знакомцев, заставлявших Клавдию Новикову подписывать сертификат годности продуктов. Только на сей раз они взяли подкрепление - двух мордоворотов, на крутых плечах которых едва не лопались куртки из модного нынче дилюрекса с черным шелковым отливом. Один поигрывал концом толстой стальной цепи, намотанной на ладонь, у второго из-под мышки торчали нунчаки.
Остальные трое были вооружены, скорее всего, посерьезней и держали руки в карманах брюк.
Как они рано встают, подумал Василий с досадой и открыл дверь.
- Заходите, мужики. Говорят, ранние гости - к теплому лету, а уж если они к тому же незваные - к жаре.
Последовала немая сцена, длившаяся несколько секунд, и оторопевшие гости пошагали в квартиру, сбитые с толку спокойствием хозяина.
- Чему обязан?
- Ты, что ль, лезешь не в свои дела? - пришел в себя мордовороте цепью, наверное старший кодлы. - Работать мешаешь.
- Да кому ж я мешаю? - удивился Василий. - Это вы мешаете.
- Да он это, Влас, - проблеял один из парней, посещавших Клавдию. Биндюгу руку сломал, приемы знает. Дай ему как следует!
- А может, обойдемся мирными переговорами? - поскучнел Василий.
- Т-ты, с-сука, к-кончай п-прикалываться! - заговорил второй мордоворот, умело выхватывая нунчаки. И Василий понял, что достучаться до остатков разума в головах этих качков можно лишь с помощью дубины. Он мог бы усыпить или покалечить их всех одновременно, в течение одной-двух секунд, но этот урок остался бы никем не понятым, в том числе и руководством фирмы "Черная пантера", и Вася решил разыграть стандартный вариант квартирной потасовки, мимолетно подумав, что Матвей не допустил бы такого развития событий.
- Если у вас есть что сказать - говорите, если нет - дверь открыта. И побыстрее, пожалуйста, я тороплюсь.
- Т-ты, н-недоносок, р-решил, что с-сильно к-кру-той? - Верзила с цепью шагнул вперед, с размаху опустил цепь на голову хозяина. Только головы в этом месте не оказалось.
Василий сделал шаг вправо, принял удар цепью вдоль левой руки, захватил ее вращательным движением кисти, дернул противника на себя и от души врезал ему в лоб открытой ладонью, использовав руку как поршень. Прием так и назывался в русбое - "поршень". Парень с выпученными глазами отлетел к стенке с книгами и уплыл в океан бессознания. Второй амбал в атласной куртке тут же сделал стремительный выпад, вращая нунчаки вполне профессионально, почти не моргая, но падающий нунчак вдруг завис в воздухе, встретив цепь, и оказался в руке хозяина, в то время как второй нунчак вылетел из кулака владельца и со стуком опустился на его переносицу.
Трое оставшихся бандитов проводили глазами с грохотом рухнувшее тело приятеля, перевели взгляды на Василия, спокойно рассматривающего цепь, и бросились на него с ножами. Однако первый тут же получил удар ногой в лицо, едва не сломавший ему челюсть, второй согнулся пополам, заработав удар в пах, а третий, вооруженный посерьезнее - итальянской "береттой", почувствовал страшную боль в плече, будто ему оторвали руку, заорал и потерял сознание.
Василий принес с кухни воды, брызнул на лицо первого качка, пошлепал по щекам второго и, когда они очухались, проговорил с расстановкой:
- Передайте боссу, что испытывать мое терпение - это очень плохой способ самоубийства. На пару дней я съезжу в командировку, а когда вернусь - мы побеседуем с ним на эту тему. Но лучше бы он не ждал этого момента. Все поняли?
- Он т-тебя в п-порошок... - начал было заикатый, на лбу которого лиловела огромная припухлость.
Василий щелкнул его в эту припухлость, парень взвыл, пытаясь отодвинуться.
- К-как п-понял, фраер?
- П-передам...
- Не забудь только - слово в слово. А теперь забирай свою гвардию и топай отсюда, пока я не озверел. Учти, мое терпение имеет пределы.
Команда, посланная молодым и глупым президентом фирмы "Черная пантера" Лаптевым для того, чтобы "проучить" защитника Клавдии Новиковой, убралась восвояси. Вася с грустью оглядел разгром в комнате, но беспорядка оставлять не захотел и потратил около часа на уборку. В десять утра он вышел во двор, бросил сумку с вещами на заднее сиденье машины, завел мотор, однако еще с минуту сидел, ни о чем не думая, - просто сидел и смотрел на окна старой маминой квартиры, выходящие во двор. В голове стоял легкий звон, и Валера Меладзе пел свою знаменитую песню: