Я съел еще одно печенье, а потом отложил поднос на диван.
— Знаешь, ты говоришь странные слова. Они мне знакомы… по отдельности, а в предложении не понятны…
— Это с непривычки, потом все поймешь…
Она села рядом со мной на диван, отломила небольшой кусочек печенья от общего спекшегося массива и принялась аккуратно есть, пытаясь не проронить на одеяло ни крошки. Я вгляделся в её череп. Наверное, это первая возможность попробовать свои навыки френологии на практике. Я провел рукой по волосам, нащупывая под ними твердую основу. Она удивленно и с легким любопытством посмотрела мне в глаза, но позволила провести такой эксперимент, не произнося ни слова. Это, наверное, потому что рот её был занят тем песочным печеньем, что она жевала.
На достаточно ровном черепе была округлая и вполне нормальная макушка с хвостиком волос. Ниже и правее — небольшая ямочка. Я не знал, что это означает, но считал, что у меня и у всех, кого я обследовал три года назад во время моих первых любительских опытов, была такая же. Очевидно, её наличие — это анатомическая норма. Еще ниже и еще правее был подъем, а потом пологий скат к основанию черепа. Это место по латыни называлось «os okcipitalis» — затылочная часть черепной коробки. Кроме того, это была эрогенная зона, но сейчас меня волновало не то, как её возбудить, а то, какой формы у нее череп, душа, характер, мысли и судьба. И какой формы у нее надежда на будущее, есть ли мне место там, за порогом этого дня.
— Тебя ждут тяжелые испытания и потеря близкого друга, который для тебя гораздо больше, чем друг, но я не хочу называть это слово, — противным голосом ясновидца произнес я, стараясь сделать это как можно похоже на бездарные фильмы про людей с таким даром. — Он оступиться на пути жизни, упадет в самую грязь и не станет подниматься. И другого человека ты тоже потеряешь. Ты была с ним тогда, когда он упал. И я был с ним. И тот первый…
— Чушь какая…
Ох, женщины! Что они понимают в сугубо мужской науке — френологии? Еще моя мать говорила, что это все бездарная трата сил, мозгов, усилий, времени и памяти, которая не принесет ни денег, ни славы. Я всегда спорил с ней, говорил, что ни слава, ни деньги не дают того, что дает удовольствие от работы, тот экстаз, что ты испытываешь, когда все получилось, деятельность принесла плоды, и куче людей стало хорошо на душе и весело. Я бы согласился делать менее оплачиваемую работу, если бы она доставляла бы мне большую радость, нежели предыдущая. Вот в чем фишка-то!
Чуть вправо. Там явственно ощущался достаточно крупный выступ, который был совсем не симметричен.
— А тут у тебя… — начал я, но вскоре догадка пришла сама. — Ты что, шишку набила?
— Да, вчера…
Я не помнил этого, но решил не уточнять, как такое случилось.
Вся моя жизнь походила на один огромный осклабленный череп, из одной его глазницы торчала роза, из другой — приличный отрезок колючей проволоки, плавно переходящий в венец, сплетенный из трех её отрезков. Мы живем, не думая, как причинно-следственные связи влияют на нас, наших родных, наш мир — отделенный для экспериментов кусок наблюдаемой реальности. Эти стены, эта земля, этот воздух и эти звезды, что видны по ночам, отданы нам, каждому из смертных людей, в безраздельный феод, который мы можем преображать. Трудом своим мы портим горы, перекрашиваем небеса и думаем только об одном: как всю эту красоту превратить в страшное зрелище, на которое никто не будет претендовать?
И сейчас меня грызла зависть. Неважно, что мы делаем с Дарой сейчас, главное, что изменить мы ничего не можем. Она сказала про то, что произошло до меня. И я не был в своих стремлениях уникален: Эрг встречается с ней. Не знаю, какие у них перспективы, но хотя она его не любила, он измены не простит. Это страшный человек, который любит владеть всем в одиночку. Я сразу это понял, по его голосу. Бывает же такое! Бывает, но случается только со мной.
Мое решение было окончательным, лишь только я собрался уходить к себе на хату. Я все скажу ему, но скажу так, чтобы тот не мог помешать мне. Надо выбрать момент экстремальной природы, когда все поставлено на кон, а жизнь и смерть ничего не стоят. Жизнь и смерть? Что по сравнению с ними некая девушка Дара, которая принадлежит сама себе и с которой мне хорошо. Подумать только! Насколько надуманы были предлоги и мысли, что роились в моей голове, отражали все грани возможности.