омента стало меньше! Слышишь как они шелестят, упорхая от тебя? -Ну как так, я ж не опаздывал никогда! Зачем так сразу!- в такие моменты не до гордости, в моих мыслях вдруг сразу возник плачущий Вадик. -А кто за месяц целых два костюма привел в нелицеприятное состояние? А теперь, как я вижу, еще и третий на подходе, плюс опоздание! - Ну я ж его уже тоже выкупил, как и первые два, только теперь заранее. Да и не виноват я: дембеля в первый раз были слишком радостные, а дети во второй слишком похожи на дембелей по нанесенному урону. Очень сильно я провоцирую людей на эмоции в этом наряде! Не всегда положительные... -Вот видишь, сам признал, что работник из тебя плохой и безответственный,- не унимался Муссолини,- даже в прелестном, жизнерадостном костюме не можешь вызвать в людях чувство праздника и прекрасного! -Валерий Игнатич, я зеленый динозавр, провоцирующий людей на создание себе финансовых трудностей по средством их же финансовых трудностей. Вот если бы можно было дать мне в морду, вот тогда бы я, наверное, вызывал в них чувство праздника и прекрасного. Весьма не понравилась мне эмоция, проскочившая на лице директора после этой фразы. Я прям ощутил ее всем своим динозаврим существом. «А ведь додумается гад»,- проскочило у меня меж висков. -Хм, все таки нет,- чуть подумав отверг сам для себя эту явную мысль начальник,-но затея, конечно, чудо как хороша, особенно с такими сотрудниками! Я напряженно смотрел в пол, запоминая волшебные узоры линолеума и стараясь представить себя бабочкой далеко далеко... -Всё, шуруй на место заработка,- подытожил рабовладелец,- и сегодня, чтоб листовки не по три штуки в одни руки, а как положено! Могу внезапно проверить, запомни! И улыбаемся, улыбаемся! По пути к перекрестку я размышлял: а не сильно ли я унижаюсь за хорошие по меркам такой работы деньги и относительно свободный график? Вот почему сразу после разговора с начальством на неприятные темы, где ты главный злодей, желание уволится всегда так сильно, но очень быстро отпускает с каждой последующей мыслью о неизбежной нужде и поиске нового, не факт, что лучшего, места? Здесь я хотя бы выбираю дни, когда мне ненавидеть весь мир в течение шести часов с перерывом на обед и погреться. Да и опять же, ничего сложного и ответственного: отдавай бумажки, да нарабатывай сумму. Люди за меньшее и в худшем виде работают. Эххх, мысли, которые убаюкивают. Как будто кто-то стоит за твоей спиной и мягким голосом мурлычет: «Успокойся, не бери в голову, все и так хорошо». И вот начальник уже не такой плохой и работа твоя не пыльная и денег скоро дадут... И ничего, ничего, все будет, потом, возможно даже со мной и лучше. Сейчас же нужно идти на перекресток, чтобы снова утопить этот день в потоке бессмысленного, но зато оплачиваемого труда. А термитник без королевы уже гудел своими делами. Тучи разнообразно одинаковых лиц плыли со всех сторон. Они сталкивались, ругались, не обращали внимания. Кто-то хватал из моих рук листовку, бегло смотрел на разворот и тут же выкидывал в ближайшую урну. Большинство шарахалось так, как в принципе и должны шарахаться люди от ярко-зеленого динозавра в центре города с сомнительной макулатурой в лапах. Попадались и, как я их называю, вежливые или стеснительные: они брали листовку для того, чтобы просто взять листовку, чтобы не обидеть непонятного человека, на которого им на самом деле плевать. Такие персонажи шли дальше ближайшей ко мне урны, попутно разыгрывая целое представление под названием «Мнимый интерес» в трех действиях. Действие первое: взять листовку. Действие второе: сыграть убедительно спиной, что им это интересно. Действие третье: выкинуть эту бумажку к чертям в урну за пределами моего взора. Мне же было одинаково серо вообще на всех. Одинокий музыкант с гитарой сипел что-то в микрофон, перекрикивая шум собственного генератора. Я уже успел разучить его репертуар, несмотря на явное расхождение во вкусах, и даже немного подшёптывал ему в такт. Мелкий бизнес в лице стойких хлопчато-бумажнык бабулек как обычно выстроился шеренгами для бесперебойного снабжения населения домашними заготовками. Ввиду того, что я никогда не видел, как они сюда приходили и каким образом исчезали, я сделал вывод - они здесь были всегда. Возможно, подобно тем пробивным одуванчикам- просто выросли из трещин в асфальте, чтобы из сезона в сезон одинаково радовать нас плодами своей жизнедеятельности. Догадка подтверждалась тем фактом, что с каждым годом на улицах города их становилось больше, хотя по определению должно быть наоборот. Хотя вообще они мне даже нравились, было в этом всегда что-то простое и немного теплое... Но бесспорным лидером по производству тепла в моей душе, особенно в ненастные дни, был огромный, во всю стену какого-то обшарпанного здания, экран. По его глади проносились счастливые лица обладателей ипотечного жилья, холеные образы неведомых мне певцов и певиц, а также виды недоступных забугорных пляжей. За время, что я работал на этом оживленном перекрестке, сей экран стал для меня не просто источником фантомного тепла, но и настоящим коллегой по роду деятельности. Мы оба в здешнем клокочущем мире обязаны были являться яркими символами чужих амбиций и в тоже время быть настоящими невидимками перед лицом толпы. В любую погоду и любой армагеддон, без исключений, всегда, когда мне скажут, а его включат. Правда я немного завидовал экрану: для него быть ретранслятором нелепого креатива было сутью и настоящим предназначением. Для меня же все это являлось лишь промежуточным пунктом без определенности. Может, если бы этот костюм и эти листовки стали для меня истинным смыслом и источником самоутверждения, я был бы уже сейчас счастлив. Но мне приходилось желать большего. Наконец, день снова свалился в час пик. Одноцветные массы потянулись ко входу в поземелье и к остановкам аквариумов. Листовки я волшебным образом успел раздать еще до этого времени, поэтому по условиям договора с конторой мог быть свободен. «А лысый то опять впустую пугал. Хоть бы раз пришел. Уже даже интересно, как он вообще представляет себе эту «внезапную проверку?»,-заключительным аккордом мелькнуло у меня в голове. Сунув руки в заботливо прорезанные дизайнером динозавра карманы, я не спеша зашагал по направлению к своему дому. Звонить Пашке не хотелось, да и было бессмысленно, так как в карманах отсутствовала материальная поддержка нашей встречи. Пашка бы и так со мной пообщался, но бродить по улицам вхолостую, да в возможное ненастье совсем не хотелось. Еще свежа была память о вчерашних подвигах двух подводников. Так что было решено сразу идти домой и наконец досушить спасительные штаны. Суровые здания, по примеру бабулек, встали плечом к плечу и стенка на стенку, грозно нависнув над головами прохожих. Изредка шаловливые капли срывались с карнизов и старались наперегонки залететь какому-нибудь случайному пешеходу в максимально нагретое место. В этом смысле их очень должно быть огорчают обладатели капюшонов, лишенные удовольствия от стекающей ледяной воды по телу. Я шел подальше от этих игрищ, стараясь не наступить на наглых голубей, которые так и норовили то попасть под ботинок, то залететь в глаз. В голове было пусто, как в карманах. Казалось, ничего не может сейчас вывести меня из этой отрешенности, которая всегда была моей спутницей по дороге домой. Но не в этот вечер. Внезапно краем глаза я заметил нечто, моментально вернувшее меня на тот перекресток и вызвавшее волну тоски. От неожиданности я резко остановился и услышал кучу ободряющих комплиментов от граждан, шедших вплотную позади меня. Наскоро отизвинявшись, я повернулся к источнику моего спонтанного внимания. Передо мной возвышались дубовыми стенами старинные двери с огромными железными ручками. Казалось, что сначала построили эти двери, а уже потом само здание, которое было вполне им подстать: огромное и беспрекословное. Над дверями расположились неизвестные науке, да и самому скульптору каменные существа, безмолвно взиравшие на меня сверху. А под всем этим великолепием, на мокрой, грязной каменной плите стояла маленькая оригами-кошка цвета моих ненавистных листовок. Именно эти цвета задели мой уставший взгляд, всколыхнув море уже почти угасших дневных эмоций. Но теперь, подойдя ближе, я смотрел уже на нечто совершенно новое. Видимо кто-то донес выданную мной бумажку до сюда и по дороге сотворил данное цветастое существо. Странно, но почему то я, так ненавидевший всем сердцем эту макулатуру, вдруг проникся к крошечной фигурке, гордо стоявшей у моих ног. Как порой с помощью незамысловатых движений, например, легкого мазка, удара молотка по долоту или, как в этом случае, ловких манипуляций с изгибами бумаги люди превращают обыденное в трогательно прекрасное. Непонятным оставалось только одно: зачем кому-то оставлять такое, пусть нехитрое, но творение на холодном камне? Хотя может тайны никакой и нет, а все это просто удачное стечение обстоятельств и бумажная кошка, выкинутая в сторону двери просто удачно приземлилась на все четыре лапы, как и подобает представителям семейства кошачьих. Все эти романтические размышления невольно вызвали у меня улыбку и мне захотелось поднять фигурку, чтобы получше ее изучить. Я наклонился к кошке...дальше лишь темнота и короткое ощущение липкой мостовой на щеке... -Антонина Георгиевна, а удар держите, даже несмо