о, тогда до встречи Виктор! -До встречи, Ольга! Щелчок в трубке ознаменовал окончание разговора и начало одного из самых нервных периодов в моей жизни длительностью в несколько часов. Я не помню как плыл по насыщенным жизнью улицам, как не ошибся домом, как повернул ключ в замке... Сначала я кругами ходил по квартире, больно дёргая себя за все выпирающие элементы головы. Подошёл к картине, отбросил полиэтилен и долго вглядывался в образы и линии, потом решил, что так себя только еще больше накручиваю, закутал обратно, но через пол часа, снова распаковал и опять натужное разглядывание. Зачем то подкрался к Вадику, потрогал его, а затем и вовсе обнял. Прохладная вибрирующая дверца успокаивала ровно три минуты, потом начала бесить. Я отцепился от холодильника и упал на кровать. Скоро стало понятно, что лежать дольше двадцати секунд на одной поверхности скучно и я сполз на пол. Потолок был однообразным и показывал только белый экран, который неистово хотелось разрисовать. Решил, что как -нибудь займусь. За окном шумели птицы. Не понравился сбивчивый мотив и я стал подсвистывать что-то своё, но всё равно проиграл пернатым, поэтому заткнулся. А в голове шли седьмые галактические сутки войны за независимость планеты под названием... Следующие десять минут придумывал название для планеты. Не придумал. Потом может нарисую хотя бы... Вот такой винегрет бушевал в моём ушастом котелке несколько сотен минут. В какой то момент я даже подумал, что не смогу удержать крышу в границах разумности. Спасли часы, которые очередным поворотом стрелки указали на необходимость выходить из дома. Я отряхнул одежду, осмотрел недавно купленную взамен сгоревшей куртку, бережно взял своё творение и подошёл к двери. Да да, те же ощущения пронизали меня при виде своей хорошо знакомой дверной ручки. Я выходил из квартиры через эту дверь тысячи раз, но именно сейчас она виделась мне не знакомой и обыденной, а очень родной и немножко волшебной. Я позволил себе чуть-чуть насладиться моментом, после чего уверенно нажал на ручку и вышел из квартиры. На подходе к зданию я вдруг вспомнил, что в последний раз вместе с ребятами оставил у бедной вахтёрши неприятное послевкусие, поэтому молился, чтобы сегодня работала не она, ну или чтобы память её удачно подвела. В первой просьбе мне отказали: за конторкой сидела та же дама, что и в вечер нашего безумного костюмированного парада. Уже складывалось впечатление, что она вообще единственный вахтёр в этом здании и работает круглосуточно семь дней в неделю. Я робко подошёл к ней и негромко кашлянул. На меня поднялись строгие очки, сфокусировав пронзительный взгляд. Вахтёр осмотрела меня, мою ношу и спросила: -Вам куда? -Меня зовут Виктор,-с дрожанием в голосе ответил я,-Мне к Ольге на выставку к семи часам. Вот картину принёс... -Да, предупреждали,-прервала меня вахтёр,-Нужно записаться, потом проходи. Пока страж записывала мои сбивчивые показания о самом себе, я старался на неё не смотреть. Но, судя по всему, вторую просьбу высшие силы всё-таки одобрили и вот, я уже благополучно ехал на лифте на четвёртый этаж, стараясь успокоить сердце. Перед входом на выставку меня встретили две улыбающиеся девушки. Я поинтересовался у них, где найти Ольгу, которая тут всем заправляет и два пальчика одновременно указали на фигуру в бежевом платье, стоящую у одной из работ и оживлённо с кем то беседующую. Этим кем то был не кто иной, как Пётр Аркадьевич, который улыбался и явно строил глазки своей собеседнице. -Здравствуйте!-приветствовал я сразу обоих, подойдя к ним вплотную. -О, случайный гений!-воскликнул Пётр Аркадьевич и крепко пожал мне руку. Ольга обернулась, махнув чёрными локонами волос и я увидел почти точную копию Феликса Константиновича, только молодую, гладко выбритую и накрашенную. При этом Ольга была весьма мила и можно даже сказать красива. Это была та особенная красота, которой обладают только люди с большой энергией и великой внутренней силой. Хотя чего удивляться, начало её истории я слышал. -Наконец то я вас встретила,-с улыбкой сказала она и протянула мне руку для женского рукопожатия. Я легонько сжал тёплые тонкие пальцы и начал дрожать. -Простите, волнуюсь... -Не стоит, я вам многим обязана, так что это мне нужно волноваться. Не хочу, чтобы вы остались без моей искренней благодарности. Давайте пройдём в кабинет Петра Аркадьевича и посмотрим на вашу работу. Только сейчас я понял, что выставка организована в том же помещении, что я когда то оросил своим присутствием. В размышлениях и волнении я поначалу совсем не обратил на это внимания. Не думал, что у меня появится шанс еще раз осветить сие пространство своим талантом. Мы прошли вдоль перегородок, выстроенных рядами специально для выставки. На них красовались полотнища всевозможных размеров и тема выставки явно не ограничивала участников в жанрах и стилях. Можно было углядеть сдержанность чёрно-белых тонов и безумие радужных оттенков, затейливость линий и строгую глубину геометрических форм, что- то классическое и нечто за гранью реальности. В общем, оценивая по пути окружающее меня творческое разнообразие, я всё больше наполнялся уверенностью в самом себе. Последний элемент паззла моих исканий встал на место- с Искателями я был в окружении единомышленников, но только здесь почувствовал еще и присутствие единотворцов. Каждая работа говорила мне историю её создателя, то как он думал, созидал, переживал, то есть всё то, что испытывал и я. Эта атмосфера была родной и притягательной и теперь я был не один во всех смыслах. Зайдя в кабинет, Пётр Аркадьевич сразу проследовал к столу и оперативно убрал с него часть вещей. Какие то положил на ближайшее кресло, а что-то прямо на пол. -Прошу Виктор, распаковывайте своё творение и здесь его изучим,-пригласил он меня широким жестом,-Тут и света побольше. Я кивнул и аккуратно, будто ступая по минному полю, подошёл к столу. В груди всё чесалось от волнения и хотелось взять и сойти с ума, а потом выбросить картину из окна и упасть в обморок. Только доброжелательные улыбки моих судей не позволили мне так опозориться. Пакет с шорохом раздел подрамник и на широкую столешницу легли красочные результаты моих упорных трудов. Ольга и Пётр Аркадьевич склонились над картиной, а я невольно встал по стойке смирно и старался не смотреть на их лица, чтобы случайно не обнаружить вероятную тень разочарования раньше положенного. Было тихо, но не для меня, ведь стук в висках и воздух, вырывающийся из моих собственных ноздрей казались мне оглушающе громкими и с каждой секундой раздражали всё больше. А два человека передо мной, как нарочно, тянули с вердиктом и молчали, молчали... Пётр Аркадьевич, разглядывая картину, стоял неподвижно, чуть наклонив голову на бок и задумчиво почёсывал щёку, зато Ольга, облокотясь на край стола, всем бюстом нависла над произведением и активно водя подбородком, сканировала каждый миллиметр моей работы. Её зоркие глазки бегали туда-сюда, то прищуриваясь, то впуская в зрачки больше света, а губы немного шевелились, беззвучно комментируя происходящее. Не знаю сколько прошло томительных минут, может это вообще были секунды, но вот, Ольга выпрямилась и внимательно посмотрела на меня. Я стоял ни жив ни мёртв с глупейшим выражением на лице и криво улыбался. -Выдыхайте Виктор,-доброжелательно сказала Ольга, поняв, что меня сейчас хватит удар,- Ваша картина очень необычна и в ней чувствуется талант. Это правда. Видно конечно, что пока эмоции берут верх над мастерством, но это даже хорошо для начинающего художника. Эта работа впитала в себя так много... Хватит вас на то, чтобы продолжать в той же манере? -Пока жив, будут и краски,-кивнул я, ощущая, что переживания потихоньку отпускают моё горло, уступая место радости. -Это хорошо,-улыбнулась Ольга,-Вы понимаете принцип, а значит всё у вас получится. -Вы сможете её выставить?-с надеждой спросил я. -Считайте уже,-кивнула благодетельница,-И не только из-за того, что вы помогли нам с отцом, но и потому, что вы действительно талантливы. Феликс был прав насчёт вас! -Честно говоря,-потупился я,-он не мог быть в курсе моих творческих достижений. На тот момент ни одного не было. Даже меня как творца не существовало вовсе. -Как же не существовало!-всплеснула руками Ольга, отчего я почувствовал себя несколько неловко,-А кто сотворил в сердце моего отца светлый лучик примирения с самим собой? Только чувствующая душа настоящего творца способна разжигать умы и сердца и не важно, если у него еще нет, скажем так, стандартных проявлений его таланта в виде скульптуры, картины, песни или чего-нибудь еще, что проще оценить. -Никогда не смотрел на это с такой стороны... -Я скажу тебе по секрету,-заговорщецки подмигнул мне Пётр Аркадьевич,-мало кто смотрит. Творческих людей, например, частенько обвиняют в невнимательности, но никто не задумывался почему так? Чем то же это должно компенсироваться. А я скажу чем- способностью замечать не гору посуды, скопившуюся за неделю, но цвет неба на рассвете, не пыль на полках, но песни ночного леса, не опустившегося старика в грязных лохмотьях, но настоящую грусть и трагедию одинокого человека... -Не просто дверь, но новую возможность...-задумчиво дополнил я. -Именно!-воскликнул Пётр Аркадьевич,-Хорошая мысль, надо запомнить! -Она не моя, но дарю. Мне только обидно, что у меня без пинка от судьбы ничего не делается. -Ой, да наша жизнь