По мере возможностей я швырял мелкие заклинания, стараясь помочь нуждающемуся. Наблюдая за бойней, я увидел картину, которую не забуду наверное даже после потери памяти: один из мергов схватил двух солдат, облизнул мокрый безгубый рот и с наслаждением откусил им головы, прервав предсмертные крики. Пускай бы это все угасло именно так, но нет: мерг стал драться обмягшими телами, словно мешками с опилками. С каждым ударом из шеи хлестала кровь, буквально выплевывалась наружу; она окрапывала деревья, землю, мангустов... Бойцы разлетались и взмывали в воздух как тополиный пух под напором ветра. Как будто капризный ребенок разбрасывался куклами.
Я перебираю ворох идей. Что может помочь в этой ситуации? Что будет в наибольшей степени полезным? Но ничего толкового в голову не лезет. А потом взгляд наткнулся на стоящую в траве ржавую наковальню. Итак, мне повезло, а если я смогу реализовать задуманное - повезет нам всем.
О, Великий Сиолирий, взываю к тебе! Пусть меня не заметят! Молю. Дай мне безопасное время на волшбу. Немного, прошу!
Пару минут я плел сложное заклинание Подчинения Материи, но по-особому - оно должно убрать всю составляющую наковальни, оставив один лишь контур и форму. Я использовал его и попробовал поднять кузнечный инструмент. Пушинка. Затем я призвал Волну Ветра; он угодливо подхватил облегченное изделие и понес его в указанную мной сторону - в того самого мерга-головоеда. Сосредоточься максимально, Трэго, чтобы проследить за результатом своих экспериментов - зиалис без малого пуст, а когда он расходуется очень быстро, это отражается на состоянии. Кружится голова, немного расфокусировалось зрение, подступила тошнота. Наковальня набрала приличную скорость; я вплел в Волну Ветра туго скрученный пучок элдри. По моей команде он размотался, и сильнейший импульс еще больше ускорил летящий снаряд. И перед самым столкновением я "заполнил" свободное пространство внутри наковальни "убранным" металлом, чтобы она возымела вес и мощь.
С последним вплетенным элдри я потерял контроль над телом. Ноги подломились, и я пал на землю, каким-то чудом сумев выставить руки, тем самым уберегая лицо от вмятин и прочих травм. Сил не осталось. Все, чем я теперь могу похвастаться, это наблюдением.
С громким чавканьем врезавшаяся наковальня сбила мерга с ног. Монстр отлетел назад, сбив еще двух сородичей - они удачно оказались рядом. Принявший на себя удар болотник приземлился мертвым; из его пасти неторопливо, точно кисель, вытекает кровь, а со стороны спины белеют острые обломки ребер.
Охранники мигом кинулись на поваленных тварей, чтобы добить их. Это были последние.
Бой закончился.
Надо отдать должное, мангусты держались впечатляюще - они мужественно терпели полученные раны, уделяя им внимание не больше, чем обычным царапинам. Хоть они и старались улучить момент и с ужасом взглянуть на увечье, поморщиться или округлить глаза, малым пахарям они внушали спокойствие и веру в собственные силы. В победу. В победу...
А что же это за победа? Когда в свете неба и Кая'Лити на синеватой траве лежат мертвые тела, точно мешки с картошкой. Когда у полдюжины мангустов блестят волосы от крови. Когда... Когда те два бедняги, лишившиеся головы, застыли в страшнейших позах, словно гротескные статуи выжившего из ума ваятеля. Это победа?
Жители выбегали из дома наперерез друг другу. Женщины прижимали руки ко ртам, тела скрючивало в приступах тошноты, лица искривлялись под напором истерических рыданий; две особо впечатлительные женщины упали в обморок. Молодые мамы уводили детей, чтобы те не увидели воцарившегося на поляне ужаса. Пожилые собрались в небольшую организованную группу и читали молитвы над усопшими, посыпая тела лиловыми лепестками мелинии [Мелиния - согласно традициям сиолитов лепестками этого цветка следует осыпать тело усопшего, чтобы душа нашла выход.]. Вот так по-хозяйски и собрано. Вскоре над поляной поднялись цветочные облачка; души покидали тела, они стремились навстречу Кая"Лити, а вместе с ними и лепестки, чтобы там, на высоте, ветер подхватил их и увлек за собой в далекие края.
Жутко... И ведь никуда от этого не деться, не уйти. Это победа, омраченная звуками ужаса, рыданиями, шипением от боли, стонами, последними предсмертными вскриками. Никто не жаловался на судьбу. Никто не жаловался на безвыходность ситуации, на ее обреченность. Все понимали: или принять бой сейчас, с ведомым врагом, лицом к лицу, или мучаться потом, в ожидании. В страшном ожидании неизвестного.
Это безвыходная победа.
Но все-таки победа. И в данный момент мне этого достаточно.
Я видел Хомта, который медленно шел по полю боя. Выживших он хлопал по плечу, а над падшими склонялся на колени и у каждого просил прощения по древнему альперейскому обычаю [Альперейский обычай назван так в честь великого полководца Альперея, поведшего за собой многочисленной войско для того чтобы разделаться с гестингами. Его отговаривали, но он отмахивался и верил, что победит. После поражения он падал на колени подле всех поверженных и просил простить его за то, что отправил их на верную смерть.]. Он увидел меня, лежащего на боку, и что-то сказал двум деревенским парням. Те одновременно кивнули и рысцой направились в мою сторону.
Меня подняли. Резкая смена положения не пошла на пользу - затошнило еще сильнее, голову словно подбросили высоко-высоко к Кая"Лити, к душам, к мелинии. Я окунулся в мягкую тьму...
***
Очнулся я в просторной и богато убранной комнате. Побаливает голова, где-то в затылке как будто непрерывно происходят небольшие землетрясения или сумасшедшая пляска Пластов Восьмого. На этом список недомоганий закончился. Я медленно сел. В дальнем углу комнаты на небольшом табурете сидит совсем юная девчушка и что-то вяжет. Пахнет овечьей шерстью. Девочка подняла на меня взгляд, охнула и выбежала из комнаты. Где-то вдали раздались ее суетливые крики, и потом ко мне вошли Хомт и Фидл.
- Доброе утро, Трэго, - бодро, как ни в чем не бывало, улыбнулся староста.
- Привет, Фидл. Хомт, - кивок главе безопасности.
Я решил не церемониться и оставить вежливое "вы" для кого-нибудь более официального и требующего такие манеры. А мы пережили серьезную ночь и, нутром чую, еще не раз предстоит попасть в "горячий период" ["Горячий период" - старинное выражение пограничных отрядов Ольгенферка. Имеется в виду битва. С самой разной периодичностью с севера на границу нападают вооруженные отряды Отринувших. Дикари не сведущи в военном ремесле, их бойцы не скрываются. Из-за обилия факелов во время боя становилось жарко, отчего и было дано такое название. Сейчас крепости обзавелись стенами, и стычки быстро пресекаются еще у самой прибрежной полосы.].
- Ждорова, парень. Лихо мы их вчера уделали-то, а? Жалко пацанов, как есть жалко. Хорошие ребята были, достойные. Да прими их непобедимый Гебеар в свое войско! Мы планировали, что все будет попроще... Кто ж знал?
"Кому как не вам знать про творящееся здесь!" - собрался было крикнуть я, но не стал. Если они не имеют возможности предугадать исход, следует ли повышать голос и хаять людей?
Фидл прервал его:
- Как твое самочувствие, дружище? Ох и ловко ты вчера показал им. Такого от тебя не ожидал никто. Мы переживали и беспокоились о твоем здоровье. Тобой овладела горячка, ты беспрерывно повторял что-то про пастухов и выглядел сердитым. И это в бреду!
Я не стал комментировать его слова. Голова пуста и в ней копошатся только две мысли. Первая - когда Хомт снял челюсть и, самое главное, зачем? А вторая...
- У вас не найдется куриного бульона?
- Конечно.
Староста ушел; в комнату проникли глухие командные фразы, чьи-то ноги затопали по деревянному полу, загремела посуда. Хомт взял стул и пододвинулся ближе к кровати.
- Ну что, колдун, предположения какие имеются, не? Чаво им надо-то? Эх, ешли бы не дурак Кмар, то все могло пройти почище! Совсем молодняк нервный пошел, етить его узлом! Сдал парень, сильно шдал... За то и поплатился...