Например, одна статья называлась «Растения-меломаны» и рассказывала о том, как повысился урожай пшеницы в одном белорусском колхозе, председатель которого догадался разместить вокруг поля радиорупоры и транслировать по ним произведения Чайковского, Даргомыжского и Тихона Хренникова. Автор статьи также сообщал, что на соседнем поле провели аналогичный эксперимент, только транслировали там музыку зарубежных рок-групп, джаз и опусы композитора Шёнберга. Но там трансляцию пришлось прервать, потому что пшеница стала вянуть практически сразу же на корню.
Прочитав эту статью, Петренко купил проигрыватель и комплект пластинок. Теперь у него круглосуточно играла то классическая, то популярная музыка. Он заметил, что кактусам особенно нравится произведение Вагнера «Кольцо Нибелунгов», герань расцветает от песен в исполнении Эдиты Пьехи, а лимонное дерево, будучи иностранцем, склоняется к мелодиям и ритмам зарубежной эстрады.
Другая статья сообщала о том, что в селе Михайловском близ Пскова до сих пор жив дуб, под которым Пушкин читал свои стихи Анне Керн. Автор, кандидат технических наук, предполагал, что растение в зашифрованном виде хранит память о голосе поэта. «Как знать, — писал автор, — может быть, наука будущего сможет заставить „дуб зелёный“ рассказать нам чудесные „сказки“»!
Ещё одна статья была озаглавлена «Когда ивушка плачет».
Когда статей в папке накопилось больше пяти, Петренко зачеркнул старое название и написал снизу новое: «Растения чувствуют!».
Именно поэтому, получив план застройки двора трансформаторной будкой, Петренко решительно нарушил его и перенёс будку ровно на пять метров ближе к дому № 15 — так, чтобы не пострадал старый тополь, не учтённый планировщиками в чертеже застройки.
Прораба, конечно, как следует пропесочили и лишили премии, но поскольку работник он был хороший, вскорости простили.
Тополь рос теперь впритык к задней стенке будки, частично свисая на её крышу своими седыми ветвями. Если приставить к этой стенке сзади под деревом невысокую обшарпанную лестницу-стремянку, найденную на соседней стройке, и залезть на крышу трансформаторной будки, то окажешься в небольшом, но тёмном шатре, образованном шевелюрой тополя.
Если потом втащить лестницу наверх, то шатёр окончательно превратится в Штаб.
V
Утро 25 августа 1974 года, 11 часов и ещё немного минут. Воскресенье. Августовские нахальные осы вьются вокруг киоска с мороженым, лотка с арбузами и бочки с квасом, что стоят у магазина № 43 возле остановки трамвая.
Жарко, но уже не так, как в июле; и пахнет отдалённой осенью — немного горьковато, чуть-чуть сладковато.
Во дворе пусто. Тётки-молочницы уж разошлись со своими бидонами по окрестным своим деревням, солнце встало почти отвесно. Восьмиклассница-третьегодница Лёля с третьего этажа пятнадцатого дома наконец проснулась и завела на полную громкость пластинку с песней «Любовь нельзя купить» в исполнении вокально-инструментального ансамбля (на английском языке). Пропадайте, последние медовые деньки каникул, здравствуй в третий раз, восьмой класс!
В это время Наташа Семёнова и Таня Петрушкина сидели в Штабе на деревянных серых ящиках из-под стеклотары, ели принесённые Таней из дому сушки и слушали рассказ Юры Красицкого о поездке в Ленинград:
— …Не львы, а такие сфинксы. Как люди, в египетских шапках, но со львиным телом. На таких матрасиках лежат, как коты, а рядом река, Нева. Дед рассказывал, что когда их покупали у египтян, то наши торговались против французов, но у французов не хватило денег, и вот поэтому они в Питере.
Ленинградский дедушка Юры, отставной морской доктор, научил внука называть Ленинград Питером, и Юра нарочно вставлял в рассказ это революционное имя. Кроме того, Юра научился у дедушки поправлять на носу очки и теперь всё время их поправлял и поправлял, хотя очки в чёрной пластмассовой оправе и не думали никуда съезжать, тем более что нос у Юры был вздёрнутый и совсем короткий, так что особо не съедешь, даже при желании.
Наташа Семёнова задумчиво ковыряла сушку, пытаясь представить себе сфинкса. Красивая Таня Петрушкина как бы незаметно поглядывала на часики «Заря», недавно подаренные ей на одиннадцатилетие, то ли демонстрируя, что хотя над полноводной Брюквой и нету чудных полукошек-полулюдей, но и брюквинские не лыком шиты, — то ли ожидая кого-то.
Кто-то не заставил себя ждать. Снизу, из-под тополя, раздался условный стук кирпича о железную дверь трансформаторной будки: там-там — та-та-там. Юра Красицкий прервал рассказ и спустил лестницу на землю.