Служащие знаменитой Тургеневской библиотеки в Париже наперёд знали, что серьёзный молодой человек с прямым пробором в густых русых волосах непременно появится в следующий вторник, сдаст восьмой, девятый и десятый тома сочинений Достоевского издания А. Ф. Маркса и обязательно возьмёт последние два тома. Читал Белкин всё подряд: стихи и прозу, очерки и драматические сочинения, оды Ломоносова и баллады Жуковского, романы Толстого и сценки Горбунова, не брезговал он и современной литературой: Горького штудировал, но и Блока не пропускал. К 1917 году, когда Брюквин сбросил оковы старой власти и украсился трёхцветными знамёнами, Иван Петрович перечитал практически всех великих, крупных, выдающихся и знаменитых русских авторов, ухватив по дороге и некоторое количество неизвестных, второразрядных и массовых литераторов.
Он вернулся в Брюквин ещё в апреле семнадцатого, но вскоре опять вынужден был перейти на нелегальное положение, чтобы затем в декабре вновь возглавить брюквинский Совет. Все двадцать следующих лет, вплоть до своей безвременной кончины, Белкин служил родному городу на разных ответственных постах, наверх не рвался, с товарищами старался поддерживать ровные отношения и был исключительно любим брюквинцами за рассудительность и грамотность, дефицитные в то нервное время.
В 1927 году, когда в Брюквине развернулась массовая кампания по переименованию улиц, Белкин, в то время зампредгубисполкома, возглавил комиссию по переименованию и сумел поставить на службу революции свою любовь к русской литературе. Практически все улицы в старом городе (заречная часть тогда ещё была просто Блошиной слободой) получили новые имена, присвоенные им в честь писателей. Улица Успенская стала именоваться улицей Глеба Успенского (а примыкающий к ней Успенский тупик — тупиком Николая Успенского). Царская улица превратилась в улицу Пушкина. Генерал Скобелев уступил место поручику Лермонтову. Большая Купеческая стала улицей Островского, а Малая Купеческая — Гоголевским бульваром. Не были забыты и менее известные авторы: нашлось место на карте Брюквина для суровых демократов и для весёлых поэтов пушкинской плеяды, для жестоких реалистов и для мечтательных романтиков. Так сумел поставить дело переименования улиц Иван Петрович Белкин, что едва не появился даже в Брюквине вместо Грязного переулка проезд Достоевского, но тут уж бдительные товарищи, не склонные к чрезмерному преувеличению роли литературы, написали в вышестоящие инстанции жалобу, и Белкина понизили в должности, переименовав напоследок Грязный переулок в улицу Коминтерна. Белкинские названия, однако, трогать не стали, они прижились и пережили самого Ивана Петровича.
В 1958 году бывший проезд Коминтерна стал улицей Белкина, по которой сейчас, во вторник 27 августа 1974 года, и двигались шпион с чёрной бородой и подозрительной сумкой, Таня Петрушкина, Стасик Левченко, Юра Красицкий, а также Марат Маратович Голландский, размышляющий по-прежнему то о судьбе дивной лягушки и несравненных кузнечиков, то о своём легкомысленном наряде.
XLVII
Пока Гамлет Вахтангович Гогоберидзе возился с замком, стараясь не сломать дверной косяк, Максим Максимович Португальский, не обнаруживший во дворе и подъезде ничего достойного внимания, обдумывал новые пункты своей Жалобы. Во-первых, решительному осуждению подлежала брюквинская торговля, предлагающая потребителю исключительно самозахлопывающиеся замки. Во-вторых, порицания заслуживали сами производители этих дурацких замков. В-третьих, следовало упомянуть и проектировщиков жилья, допускающих наличие сквозняков в квартире, что (Португальский в уме уже оттачивал формулировки Жалобы) вызывает самозахлопывание дверей в условиях постоянного проветривания помещения, необходимого как в летний, так и в отопительный период времени. В-четвёртых, думал Португальский, куда же этот рыболов подевался? Он же голый практически, как батька Махно.
От этих вопросов пенсионера отвлекла Наташа Семёнова, не обнаружившая в Штабе ни друзей, ни записки и решившая теперь, как Стасик Левченко накануне, обойти квартиры соседей-оповцев. Взглянув на аккуратную и с виду вполне рассудительную девочку, Португальский припомнил, что видел её вчера в бинокль, да и раньше встречал в той же подозрительной компании. Португальский тут же отвлёкся от Жалобы. Лифт поднялся, послышались где-то наверху звуки недолгого разговора, потом хлопнула дверь, напомнив Максиму Максимовичу о проклятом замке. Гамлет Вахтангович, между тем, возился у квартиры № 2, азартно приговаривая: «Ты, слушай, будь умницей, да? Ты не сопротивляйся, не капризничай. Ты просто делай, дорогой, как Гогоберидзе говорит…» Пенсионер услыхал, что лифт спускается, вспомнил о святых обязанностях дружбы — и решил во что бы то ни стало расспросить девочку о пропавшем ящике.