Закончив на этой патетической ноте свою историю, Николай Матвеевич, снова смутился и сел на оставшуюся свободной табуретку. Галлиулин откашлялся и промолвил:
— Ну вот и разобрались. Спасибо, товарищ Гузь, за увлекательный рассказ.
А Юра Красицкий, которого уже давно интересовал один вопрос, волнуясь, спросил:
— Извините, вот вы про ящики сказали. Там рядом с местом, где этот клад… ну то есть эта библиотека спрятана, — там не могли остаться эти ящики?
— Да, — удивлённо ответил Гузь, — даже наверняка остались, на них свечи крепили, у Чумакова в дневнике это упомянуто.
— Так мы же, — всплеснула слегка руками Наташа, — мы же были там, Юрка, да? Там, где летучие мыши ещё. Мы тут недавно за вами шли по пещерам, — обратилась она к Николаю Матвеевичу, ловко обходя в своём рассказе подробности, — по своему делу, а потом, когда вы песню допели, мы там немножко потерялись в темноте и стали направо сворачивать. Но несколько раз свернули налево, наверное, тоже. И там была комнатка, а в ней какие-то ящики…
Но Гузь совершенно не расстроился и даже не стал расспрашивать о деле, по которому были в пещерах Наташа и Юра. Он только улыбнулся и сказал: «Лучше бы это я тогда в темноте потерялся. Но, значит, я уже близко».
Все встали с мест, прощаясь и пожимая руку маленькому человеку. Вежливая Мурка, выгнув спину, произнесла: «Пока!»
Но Юру мучил ещё один вопрос. Он не удержался и всё-таки спросил:
— А почему вы просили не смеяться? Ничего же нет смешного.
Николай Матвеевич поглядел на остановившихся в дверях посетителей, потом вдруг решился — и сказал отчаянным голосом:
— Ладно. По-честному — так по-честному. Никому никогда не рассказывал, а вам признаюсь. У меня есть особая причина, чтобы искать осьмироговскую коллекцию. Только правда — не смейтесь, пожалуйста.
LXVI
Он дошёл до письменного стола и извлёк оттуда очень старую тетрадь в чёрном кожаном переплёте.
— Это, — сказал он, снова краснея, — уникальная вещь. Единственная сохранившаяся копия. Полное описание «малого осьмироговского фонда». Это я ещё в Градове на чердаке нашёл, маленький совсем был. В смысле — ребёнок, — добавил он и ещё больше покраснел. — Собственно, с этого и началось. И я думаю… я думаю, не мог же я совсем случайно тогда в Чулимске этого Ивана Игнатьевича встретить.
Гузь открыл тетрадь на странице, заложенной выцветшей от времени с наружного краю жёлтой лентой, и указал аккуратным пальцем на запись, сделанную старинным лиловым с завитушками почерком:
98. росс. рукоп. XVIII
Рукопись, уникальный экземпляр, в каталогах императорских библиотек отсутствует.
Оригинал не выявлен.
Самодельная тетрадь в ½ листа. 125 листов. Бумага с водяными знаками «FAO 1796».
Удовлетворительной сохранности. S.l., s.a. <Тамбов (?), Конец XVIII — начало XIX в.>
Книга, именуемая Халдейский Ключ ко Вратам Премудрости, или Верный Друг Франк-Масона, Сочинение кавалера S. Z., трактующее пути, открытые Избранным, ко пременам Натуральных сущностей, заключающее тайны Каббалы и секреты преображения Металлов, а также содержащее в себе верные способы обогащения в Игре, как и изменения посредством Магнетизма человеческого облика: как из Стариков творить Юношей, а из Карлов людей преизрядного росту, из особ Мужеского полу Женский и наоборот, а также привлекать сердца Прекрасных и подобное. Переведено с Французского дворянином Д. Я. К-ным, в Тамбове.
Несколько слов в этом описании, не вполне в целом понятном незваным гостям Николая Матвеевича Гузя, ещё в далёком Градове обвела красным карандашиком детская рука будущего заслуженного дрессировщика кошек и эквилибриста. Их гости поняли.
И вы, конечно, догадались, что это были за слова.
LXVII
— Суеверия это какие-то, по-моему, — сказал уже в лифте, поднимающемся на девятый этаж, пенсионер Португальский. — Он что, правда, что ли, думает, что в этой книге есть лекарство от его… от его болезни?