— У тебя есть пальто?
«О Господи, — подумала Кэтрин, — на дворе октябрь, а я оставляю пальто наверху!»
— Я забыла его наверху…
Из всех присутствующих девушек, Мари, наконец, поступила правильно. Почти галопом она неуклюже спустилась вниз, неся пальто.
— Вот оно. — И без тени смущения она протянула свою руку Клею. — Привет, я — Мари. Не задерживай ее допоздна, ладно?
— Привет. Я — Клей, и не буду ее задерживать. — В первый раз за все время он улыбнулся и крепко пожал ей руку.
«Прыгающий Джегошафар! — подумала Мари. — Он выглядит так хорошо, что его можно съесть! А эти улыбки… Взгляните на эту улыбку!»
Кэтрин протянула руку перед, чтобы взять пальто, но Мари отдала его Клею. Он знал, что нужно делать. Кэтрин с благодарностью смотрела на дверь, когда он набрасывал пальто ей на плечи.
— Желаю приятно провести время, — сказала Мари.
— Спокойной ночи, — пожелала всем Кэтрин. Как будто в детском саду, они все хором ответили:
— Спокойной ночи.
Желая раствориться в воздухе, Кэтрин потянулась к дверной ручке, но рука Клея опередила ее, продемонстрировав его галантность перед девушками. Кэтрин шагнула в блаженно-прохладный октябрьский вечер, который приятным облегчением касался ее пылающей кожи. И все это время за своей спиной Клей и Кэтрин чувствовали взгляды, устремленные на них из окон дома.
Клей шел за ней к машине и чувствовал приятный запах духов, который исходил от нее, слышал стук высоких каблуков, при тусклом свете от веранды видел искусно уложенные волосы. И, не собираясь делать этого, он обошел машину и открыл для нее дверь. Он ощущал на себе любопытные взгляды, его мысли наполовину были заняты ими, наполовину длинными ногами Кэтрин, пока она садилась в машину.
В салоне машины не было слышно хора головокружительных вздохов.
Атмосфера в машине была такой напряженной, что, когда Клей повернул ключ зажигания, шум мотора был приятен. Кэтрин старалась не смотреть на него — что-то в этом мужчине, в его машине, в том, что он делал, когда садился в нее, заводил ее, касаясь приборов, как устраивался на сиденье, как образовывались складки на плечах его пальто, когда он поправлял зеркало, обезоруживало. В нем было слишком много мужественности для утешения. Она старалась смотреть прямо перед собой.
— Куда ты хочешь поехать?
Наконец она посмотрела на него.
— Послушай, извини меня за то, что там было. Они… ну, они…
— Все в порядке. Куда ты хочешь поехать?
— Нет, не в порядке. Я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное впечатление.
— Мне кажется, у окон все еще есть глаза. — Он ждал и, казалось, чувствовал себя нормально теперь, когда его руки покоились на знакомом руле. В его тоне теперь чувствовались веселые нотки.
— Куда-нибудь… Мне все равно. Я думала, что мы просто поедем куда-нибудь, остановим машину и поговорим… Как это было в прошлый раз…
Машина тронулась с места, и она почувствовала на себе быстрый оценивающий взгляд. Ей опять захотелось умереть. Она могла слышать, как он думает: «вышла прокатиться, однако».
— Ты пьешь? — спросил он, переводя взгляд на дорогу.
Она резко посмотрела на него, вспоминая прошлое лето и то вино.
— Я могу пить, а могу и не пить. В большинстве случаев я не пью.
Он вспомнил о ее отце и подумал, что знает, почему она не пьет.
— Я знаю одно тихое местечко. Там музыку не включают до девяти часов. В это время там обычно мало народу, и мы можем выпить и спокойно поговорить, о'кей?
— Прекрасно, — согласилась она.
Он выехал на Вашингтон-авеню и направил машину через Миссисипи в центр города. Чтобы как-то сгладить неловкую тишину, он, не отрывая глаз от дороги, протянул руку, нашел кассету и вставил ее в магнитофон. Это была такого же сорта музыка, как и в прошлый раз, на ее вкус, слишком пульсирующая, с недостатком утонченности и мелодичности. «Просто набор звуков», — пренебрежительно думала она. Она опять наклонилась вперед и уменьшила громкость.
— Тебе не нравится диско?
— Нет.
— Значит, ты никогда не пробовала под нее танцевать?
— Нет. Если бы я когда-нибудь занималась танцами, так это был бы балет. Но у меня не было возможности брать уроки. Люди говорят, что я была бы хорошей балериной. — Она понимала, что говорит всякую ерунду, чтобы скрыть нервозность.
Он тоже это почувствовал и просто ответил:
— Вероятно, они были правы. — Он обратил внимание, что верхушка ее волос достает до его бровей.
Она хотела рассказать ему, что виски и пиво отца впитывали все свободные деньги, которые могли быть потрачены на уроки балета, но это было слишком личным. Она хотела любой ценой избежать того, чтобы копаться в личностях.
— Те девушки все беременные? — спросил он.
— Да.
Они остановились на красный свет светофора. Неземная бледность покрывала лицо Клея, когда он посмотрел на нее.
— Но они все такие молодые.
— Я самая старшая из них.
Она видела его изумление и вдруг заговорила так быстро, как будто это был спор и ей хотелось его выиграть.
— Послушай, они не верят, что это — не свидание. Они хотят, чтобы это было свидание. Они так сильно этого хотят, что все сделали для меня: и прическу, и маникюр, и все остальное. Мы ужинали и… — И она рассказала всю историю о том, как они испортили ее одежду, а потом нарядили ее, как высшую жрицу. — И я не смогла заставить их понять, что они ошибаются, — закончила Кэтрин. — Это было ужасно… и замечательно… и трогательно.
«Вот оно что!» — подумал Клей.
— Не думай об этом, о'кей? Я понимаю.
— Нет! Нет! Я думаю. Я не думаю, что ты можешь понять! Они делают меня своим… своим агентом! — Она подняла беспомощно ладони вверх и рассказала историю о Френси, и о флакончике с духами, и о том, как ее заставили надушиться ими.
— Поэтому ты превосходно пахнешь и тебе это не нравится?
— Не будь смешным. Ты знаешь, что я хочу сказать. Что я могла сделать, кроме того как воспользоваться духами, когда на меня смотрела огромными глазами девушка, страдающая клептоманией, и умоляла сделать хоть что-нибудь в ее жизни?
— Ты правильно поступила.
— Я сделала то, что должна была сделать. Но я хочу, чтобы ты знал, что это — не моих рук дело. Когда ты приехал, я хотела умереть. Я боялась, что ты подумаешь, что я… против тебя что-то замышляю.
Они въехали на парковочную площадку, где неоновая табличка гласила, что это место называется «Миллион». Клей выключил мотор, повернулся к ней и сказал:
— Хорошо, я сознаюсь, что какое-то время я чувствовал себя там не в своей тарелке, но, чтобы их труды не пропали даром, ты можешь сказать им, что, по моему мнению, сегодня ты выглядишь сногсшибательно.
— Это не то, я не напрашиваюсь на комплименты, ты не понял!
— Да, я понял. Но если ты не перестанешь говорить об этом, я буду думать, что ты действительно что-то замышляешь против меня. — Клей уже знал ее жесты и мимику, когда она начинала сердиться. Поэтому он быстро вышел из машины, захлопнул дверцу и подошел, чтобы открыть ей дверь.
И хотя она еле сдерживала свой гнев, она не могла не думать о том, почему он надел этот дорогой костюм.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«Миллион» взял свое название от ряда освинцованных, выступающих вперед окон, которые выходили на восток на реку. Клей взял Кэтрин за локоть и повел ее к столику в глубокой нише. С трех сторон нишу окружало освинцованное стекло, а за ним — ночь. Здесь можно было поговорить наедине. Клей протянул руку, чтобы взять у нее пальто, но она продолжала оставаться в нем. Она уселась за стол до того, как он успел отодвинуть для нее стул. Он сел напротив, спрашивая:
— Что будешь пить? — Он заметил, что теперь она сама сняла пальто и повесила на спинку стула.