Кэтрин снова почувствовала себя загнанной в угол, на сей раз от явного желания угодить родителям, даже если речь шла о свадьбе более чем благоразумной, Вспоминая его легкие прикосновения, интимные взгляды, она снова решила дать ему отчетливо понять, какова ее позиция в этом деле.
— То, как ты вел себя в доме, было чистым представлением, причем абсолютно ненужным. Я уверена, что твои родители и так во все поверили бы.
— Я так не считаю.
— Ладно, но в будущем воздержись от этого. Это нехорошо.
— Я хотел, чтобы нам было задано как можно меньше вопросов, вот и все. И я думаю, это сработало.
— У тебя совсем нет совести, да?
— Однажды мы уже об этом говорили, поэтому не нужно снова начинать. Мне это тоже, как и тебе, не нравится, но я буду это делать, о'кей? Если мне сейчас или потом нужно будет до тебя дотронуться, чтобы это выглядело убедительным, извини, я это все-таки сделаю.
— Но это не входило в наш договор!
— Ты такая непрочная, что прикосновение к плечу может тебе чем-то грозить?
Она не удостоила его ответом на такую глупость. Но когда она сидела молча, обдумывая все услышанное, он добавил:
— Забудь об этом. Я ничего не имел в виду, это было просто действие.
«Только действие, — подумала Кэтрин, — только действие…»
Кэтрин вздохнула и откинулась на спинку удобного кресла. В машине было тепло, и шум дождя усыплял ее. Мурлыкание мотора, легкое покачивание, когда они огибали повороты и петляли по узким улочкам, поглощали ее. Она находилась в полудреме и чувствовала себя наполовину обеспокоенной, наполовину — в безопасности. Работающие «дворники» гипнотизировали ее, и она уносилась куда-то, играя в вымышленную игру, как будто в детстве, когда они так часто играли с Бобби. Что случилось с девочкой, которая на протяжении всех лет взросления придумывала истории и записывала их в свой дневник? Что случилось с теми мечтами, что тогда казались спасательным люком? Что было бы, если бы эта свадьба не была выдуманной?
В ее руках был букет приятно пахнущих цветов, когда она шла сквозь толпу людей с сияющими улыбками. На ней было потрясающее белое платье с такой объемистой юбкой, что с одной стороны лестницы она касалась стены, а с другой — перил. Прозрачная фата была похожа на ореол, когда она проходила мимо покрытого кружевом и сервированного серебром стола. В массе взглядов она искала знакомые глаза и мельком заметила множество подарков на другом столе. Бобби была здесь. Она поцеловала ее в щеку, тихо плача от счастья. И снова она искала знакомые серые глаза, она нашла их, и они улыбались. Он подождал, пока она поравняется с ним, потом взял ее за руку, и она почувствовала покой и свершение. Сыпался рис, букеты цветов. Она опять подошла к Бобби, а та протянула вперед руки, поцеловала ее и сказала:
— Видишь? Все случилось так, как мы мечтали: сначала — ты, а потом — я.
В толпе мелькнуло лицо матери, теперь оно не выражало беспокойства, потому что Кэти выбрала правильного человека. Потом она и очень правильный сероглазый мужчина проплыли через дверь навстречу медовому месяцу, медовой жизни, и все это было настоящим… настоящим… настоящим…
Голова Кэтрин лежала на спинке сиденья, Клей наклонился к ней и слегка потрепал по плечу.
— Эй, Кэтрин, просыпайся.
Тусклый свет освещал кончики золотистых ресниц, и от них падала веером тень на щеки и нос. Ее волосы с одной стороны примялись от спинки сиденья и беспорядочно вздымались вокруг уха. Он в первый раз заметил, что ее уши проколоты. Она носила в ушах крошечные серебряные гвоздики. Ее губы были расслаблены, и теперь на них не было прежнего блеска. Между зубами был виден самый кончик языка. Яркий свет освещал жилки на шее, создавая интимные тени. Легкий, манящий запах духов все еще держался в машине.
«Какой беспомощной она кажется, — думал Клей. — Все куда-то ушло, и вместе с ним исчезла ее надменность». Сейчас она была прекрасна, но он знал, что через минуту она опять напустит на себя суровый вид и вместе с ним холодные намеки, которые Клей уже успел так сильно невзлюбить. Он думал над тем, что, если бы она была такой же теплой и милой, какой казалась во сне, он бы не смог ее не полюбить. Он перевел взгляд на ее колени. Одной рукой она все еще придерживала сумочку, а вторая рука покоилась в низу живота. Под этой рукой развивался его ребенок. Он начал размышлять. Он задумался над тем, чего он хочет от своей жизни, и чего хочет она от своей. Рука на колене дернулась, и он подумал над тем, как легко она могла сделать аборт. На какой-то миг он пожалел, что она это не сделала, но потом снова почувствовал облегчение оттого, что этого все-таки не произошло. Ему хотелось знать, как будет выглядеть ребенок. Интересно, это будет мальчик или девочка. А, может, сама идея свадьбы ошибочна? На какой-то миг он проникся к ней нежностью, потому что в ней билась новая жизнь, и решил, что нет, это не ошибка. Его ребенок заслуживает лучшего начала в жизни, чем он, Клей, мог до сих пор ему предоставить. Господи! Как он хотел, чтобы все было по-другому, чтобы эта девушка была другой, и он мог ее полюбить. Он продолжал держать ее за руку, как раз над локтем. Через рукав пальто Клей мог чувствовать мягкое тело, его тепло.
— Кэтрин, просыпайся, — тихо проговорил он.
Она провела языком по губам, выпрямила голову, открыла глаза.
— Ты заснула, — сказал он, наклонясь близко к ней и продолжая держать ее за предплечье.
— Ммм… — пробормотала Кэтрин, закрыв глаза и пытаясь еще немного отогнать от себя пробуждение. Она понимала, что он касается ее, и она еще с минуту делала вид, что спит.
— Было похоже, что ты думаешь, а не спишь. — Его голос был лишен критических ноток, более того — в нем была нежность. Она открыла глаза. Он сидел, наполовину отвернувшись от нее, положив локоть на руль. На его лицо падала тень, поэтому черты были скрыты.
— Извини. В последнее время я так быстро засыпаю… Хотя врач сказал, что это естественно.
Что-то интимное было в этих словах, от чего Клей почувствовал, что его желудок слегка поднимается, как это всегда происходило, когда он думал о ребенке. Он не подозревал, что внутри нее происходят изменения, и эти изменения влияют на повседневный режим. Он понял, что ответственен за многие изменения, которые сейчас происходят в ней, и о которых он раньше абсолютно ничего не знал.
— Все в порядке. Я ничего не имею против…
Это было в первый раз, когда они беспечно разговаривали друг с другом. Ее защитные силы теперь поутихли и находились в таком же сонливом состоянии, как и она сама.
— Я вспоминала… — созналась она.
— О чем?
— Вспоминала, как мы с Бобби, бывало, часами сидели и планировали наши свадьбы, как делали платья из кухонных полотенец и булавок, а фату из старых занавесок. Потом мы все это записывали в наши дневники, все наши славные фантазии.
— И что вы писали?
— О, всякие обычные вещи. Девические мечты.
— Лоденгрин и длинную фату?
Она тихо засмеялась и пожала плечами.
— Ты раньше об этом никогда не рассказывала. Если тебе всего этого очень хочется, почему ты отказывалась?
— Потому что традиционные вещи будут только ненужными и угнетающими, если они используются для того, чтобы создать видимость того, что теряешь.
— Сердца и цветы?
Она никогда раньше не видела его таким милым. Снова она подумала о том, как бы ей было с ним хорошо, если бы все это было по-настоящему.
— Если я скажу да, пойми правильно смысл моих слов.
Он слегка отстранился, усаживаясь поудобней.
— Я пойму правильно. Ты полагаешь, что мужчины не хотят того же самого.
— Я никогда не думала о том, чего хотят мужчины.
— Тебя удивит, если я скажу, что недавно осуществил давние свои желания?
«Да, — подумала она, — да, удивит. Неужели я похитила у тебя твои мечты?» Она украдкой посмотрела на его профиль. Это был очень привлекательный профиль, она очень редко смотрела прямо на него. Сейчас его лицо выражало покорность.