Она почувствовала, как краска заливает ее шею.
— Нет. У меня есть сбережения, которые я откладывала, чтобы заплатить за следующий семестр, они мне не пригодятся…
Сейчас наступила его очередь почувствовать себя несколько неловко.
В целом Клей и Кэтрин были довольны друг другом. Временами им даже было весело, как, например, в тот вечер, когда они приглашали на свадьбу Бобби и Стью. Клей удобно расположился в кресле в кабинете Форрестера, чтобы подслушивать, как он признался. Набирая номер, Кэтрин усмехнулась и посмотрела в глаза Клея.
— Знаешь, Бобби считает тебя хорошей добычей. — Он изобразил самодовольную улыбку, удобно вытянулся в кресле, заложив за голову руки, и приготовился слушать разговор.
— Привет, это Кэтрин… Нет, все прекрасно… Нет, я не… дело в том, что я звоню из дома Клея… Да, Клея Форрестера. — Уголки рта Клея довольно приподнялись вверх. — Да, он привез меня, чтобы я пообедала вместе с его родителями. — Кэтрин встретилась взглядом с Клеем. — Да, несколько раз… Он случайно встретился со мной на территории университета и выследил меня… ты можешь это так называть… Нет, он был очень вежлив, ничего подобного… — Кэтрин хотелось стереть самодовольную улыбку с лица Клея. — Бобби, приготовься, сейчас у тебя будет шок. Мы с Клеем решили пожениться, и я хочу, чтобы ты была моей свидетельницей. — Кэтрин закрыла рукой микрофон, состроила Клею глупые глаза, пока Бобби с минуту несла какой-то бред. — Да, я думаю… я позвонила как только мы решили… Стью… Да, он только что с ним говорил… Стив постарается приехать домой тоже… Через три недели, пятнадцатого… я знаю, я знаю, нам придется подыскать тебе прекрасное платье… Послушай, я поговорю с тобой завтра. Просто я хотела, чтобы ты сразу узнала.
Когда Кэтрин повесила трубку, ее глаза встретились с глазами Клея, и они оба рассмеялись.
— Должно быть, это было почти ударом для старушки Бобби, не правда ли? — спросил он, и его лицо расплылось от удовольствия. — И это после стольких попыток с ее стороны держать все в секрете, — насмехался он.
— Ты долго собираешься так сидеть и высмеивать весь мой разговор?
— Ну, ты ведь сидела здесь и смеялась над моим разговором. — Он заметил, что она все еще продолжает смеяться.
— Да, но парни реагируют не так, как реагируют девушки. Он неохотно поднялся, медленно подошел к Кэтрин и оперся кулаками о крышку стола. Он наклонился вперед и начал поддразнивать:
— Просто знакомлюсь с моей… невестой, вот и все. Вижу как она работает под давлением.
Его серые глаза не отрывались от ее лица. Он никогда раньше не называл ее невестой. В этом появлялась какая-то интимность, и от этого Кэтрин чувствовала, как по ее позвоночнику пробежали мурашки. Она развернула в сторону кресло, встала, прижала блузку к все еще плоскому животу и смело посмотрела на него.
— Дай мне шесть месяцев и точно увидишь, как я работаю под давлением.
Потом она одарила его одной из своих замечательных улыбок. Он подумал, как бы было хорошо, если бы она чаще была такой, тогда последующие месяцы могли бы быть приятными для них обоих.
Непреклонное решение Кэтрин насчет того, чтобы ее отца не было на свадьбе, вводило Анжелу в затруднение. Она видела только один способ сделать так, чтобы Герб Андерсон наверняка не смог появиться в день свадьбы. Она преподнесла свою идею Клейборну, и он с неохотой признался, что эта мысль тоже вертелась в его голове. Но не было никакой гарантии, что все получится. Три недели — это очень малый срок, не было уверенности в том, что так скоро дело может быть передано в суд, не было гарантии в том, что Андерсона признают виновным и дадут срок.
Но чтобы попытаться склонить чашу весов, Клейборн нанял самого замечательного адвоката по уголовным делам во всей округе. Если Леону Харкнессу не удастся, тогда это не удастся никому.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Ада Андерсон работала в дневную смену на фабрике «Мансингвэа», которая находилась в северной части Миннеаполиса на Линдейл-авеню. Она работала здесь так долго, что уже ни само место, ни то, что находилось вокруг, не волновало ее. Выгодное расположение фабрики в коммерческом районе, ее грохочущие мастерские и постоянство было именно тем, чего она ожидала. Выйдя из городского автобуса, глядя на здание снизу вверх, Кэтрин испытала отчаяние при мысли о том, как долго ее мать работает здесь, пришивая карманы к рубашкам Т-образного покроя и пояса к брюкам. Фабрика всегда производила на Кэтрин удручающее впечатление, но это было единственное место, где она могла спокойно поговорить с матерью и быть уверенной, что не столкнется со стариком.
Ада медленно вышла из шумной комнаты. Ее лицо выражало страх оттого, что начальник отозвал ее от машины, сказав, что ее ждет посетитель, а это было необычным для данного места. В тот момент, когда Ада увидела Кэтрин, ее страх прошел, и вместо него на лице появилась усталая улыбка. Морщин на ее лице было больше, чем швов, которые Ада успела застрочить за шестнадцать лет работы в этом месте.
— Господи, Кэтрин, — удивленно произнесла Ада.
— Привет, мама.
— А я думала, что ты уехала на Запад…
— Нет, мама. Я все это время находилась в городе. Просто я не хотела, чтобы папа знал, что я здесь.
— Он впал в бешенство, когда узнал о твоем бегстве. Кэтрин хотелось обнять мать, но она этого не сделала.
Усталое выражение лица несчастной женщины говорило о том, как обстояли дела.
— Он… он вымещает на тебе свой гнев?
— Нет. Только на бутылке. Он и дня не был трезвый с тех пор, как ты ушла.
— Мама, здесь есть какое-нибудь место, где мы могли бы поговорить?
— Я не знаю, дорогая. В ближайшие полчаса у меня нет перерыва.
— Как насчет столовой?
— Ну, там постоянно находятся девушки, а у них большие уши, если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Тогда мы могли бы пойти куда-нибудь, где не так шумно? Может, на лестницу?
— Одну минуту, я сейчас спрошу.
Что-то внутри Кэтрин надломилось, появилась какая-то трещина от раздражения, что ее мать такая бесхарактерная. Даже здесь, после шестнадцатилетней работы на одном месте, даже в ситуации, которая так много значила для нее, она не могла просто принять решение и на некоторое время отлучиться.
— Ради Бога, мама! Ты хочешь спросить разрешения на пять минут отлучиться от машины?
Ада как-то беспомощно, обеспокоено дотронулась до своего подбородка, и Кэтрин пожалела о сказанных ею, резких словах. Она быстро дотронулась до руки матери, поняв, что та не в силах побороть в себе состояния безвольной обреченности.
— Тогда спроси… Иди, я подожду.
Когда они очутились на ступеньках, Кэтрин внимательно посмотрела в лицо матери. Усталое лицо женщины было покрыто сетью морщин — она выглядела старше своих лет. Кэтрин охватила волна нежности.
— Мама, давай просто присядем здесь, хорошо? Что ты сделала со своим пальцем? — На правом указательном пальце Ады была повязка.
— Ничего существенного. Просто на прошлой неделе я засунула его под машину. Мне хотели сделать укол против столбняка, но я отказалась…
Мать нарочито избегала разговора о главном. Кэтрин не выдержала:
— Я не хотела, чтобы ты беспокоилась, мама. Я просто не знала, как отделаться от отца. Я думала, он опозорит меня в колледже и принесет неприятности мне и Форрестерам. Я надеялась, что он оставит свою затею, узнав о моем отъезде. Но он этого не сделал…
— Я пыталась убедить его, что лучше всех оставить в покое, Кэтрин. «Герб, — говорила я, — ты не можешь продолжать изводить таких людей, как Форрестеры. Они не будут такое терпеть!» Но он пошел туда, избил молодого человека и провел ночь в тюрьме. После этого он начал пить еще больше и теперь только и говорит о том, как собирается заставить их заплатить. Это меня пугает. Ты знаешь, какой он. Я говорю ему: «Герб, ты изведешь себя и заболеешь, если будешь продолжать в таком же духе».
— Мама, он болен. Разве ты этого до сих пор не поняла?