— Балет? — Она была искренне удивлена.
— Да.
— Какой ты счастливый!
— Ты никогда не была на балете?
— Нет, я только об этом мечтала.
— По твоим рассказам я полагал, что ты часто посещала балет.
— Увы, — с горьким сожалением призналась Кэтрин. — Мой отец много пил, поэтому в доме никогда не было денег на балет.
Вдруг испугавшись, что сказала о себе слишком много, Кэтрин замолчала. Она не хотела выпрашивать у него сочувствия. Клей пристально посмотрел на нее.
— Теперь есть, — только и сказал он.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Перед свадьбой Кэтрин и Клей часто виделись. То, чего Кэтрин больше всего боялась, начало сбываться: она стала привыкать к Клею. Она уже знала, что должно произойти — откроется дверь машины, ей подадут пальто, оплатят ее обед… Поведение Клея тоже становилось знакомым — он всегда находил время, чтобы посмеяться с девчонками из «Горизонта»; был внимателен к членам своей семьи; его смех… Он смеялся легко, и казалось, что принимал все происходящее с большей готовностью, чем сама Кэтрин.
Ей стали известны всякие мелочи: как он смотрел на горящую свечу, как он вынимал из своего гамбургера пиккули и добавлял еще кетчупа, тот факт, что большая часть его одежды была коричневого цвета, что он плохо различал коричневый и зеленый цвета и иногда по ошибке выбирал носки не того цвета. Она уже знала его гардероб и запах одеколона, наполняющий салон машины. А однажды вечером, когда он воспользовался другим одеколоном, для нее было потрясением то, что она заметила перемену. Она уже знала, какие кассеты были его любимыми, и некоторые песни на этих кассетах ей нравились тоже.
Однажды он предложил ей воспользоваться его машиной. Ее огромные голубые глаза скользнули от ключей, которые болтались на его указательном пальце, к его усмехающимся глазам.
У нее не было слов.
— Какого черта, это всего лишь машина, — небрежно сказал он.
Но это было не так! Не для Клея. Он заботился о ней так же, как тренер проявляет заботу о победителе Кентукских Дерби, и с такой же гордостью. То, что он доверял ей вести машину, было еще одним стежком в шве дружеских взаимоотношений, которые еще теснее связывали Клея и Кэтрин. Она все это понимала, когда смотрела, уставившись на ключи. Принять их значило сломать еще один барьер между, ними, а этот барьер имел куда более важное значение, чем любой рухнувший раньше, потому что этот барьер разграничивал их личные права. Принять ключи значило смешать права, что Кэтрин старалась не делать.
И тем не менее Кэтрин взяла ключи. Она поддалась искушению роскошью, которую они представляли. Кэтрин говорила себе: «Один раз… только один раз… Ведь так много нужно еще успеть сделать!»
Сидя за рулем «корветта», Кэтрин чувствовала, что посягнула на мир Клея, потому что машина была его частью. Положив руки на руль, точно на то место, где всегда лежали его руки, она почувствовала ощущение добровольного вторжения, и от этого сердце Кэтрин забилось еще быстрее. Ощущение ее плоти на его сиденье было определенно интимным, поэтому она приняла более непринужденную позу, теперь ее запястье лениво болталось на руле. Потом она завела машину и включила радио, почувствовав поток свободы, когда из динамиков вырвалась музыка. Она шутя, посигналила один раз и счастливо рассмеялась. Кэтрин поправила зеркало заднего обзора, удивившись тому, каким вдруг необычным показались Миннеаполис и Миннесота, когда смотришь на них в противоположную сторону, сидя в белом кожаном кресле блестящей серебристой машины.
Мужчины оборачивались ей вслед, а женщины проходили мимо с надменным видом. Она улыбалась водителям других машин, когда останавливалась у светофора. «Корветт» был превосходной машиной — слушался малейшего прикосновения.
Кэтрин взяла сначала Мари, а потом Бобби за покупками.
И на один день — один волшебный день — Кэтрин позволила себе представить, что все было настоящим. И каким-то образом в тот день это так и было. В тот единственный день Кэтрин ощутила в полной мере вкус радости, который могут принести приготовления к свадьбе.
Изготовление свадебного платья для Кэтрин стало «семейным проектом», — почти каждая девушка «Горизонта» принимала в этом участие. За день до того как платье было готово, Малышка Бит родила ребенка. Это была девочка, но все они знали, что Малышка Бит давным-давно решила отдать ребенка на усыновление, поэтому никто много не говорил о девочке. Когда они навещали Малышку Бит в больнице, они рассказывали о платье, о свадьбе и даже о прогулке в «корветте». Но на полке рядом с ее кроватью стояла только пригласительная открытка на свадьбу, поздравительных открыток с рождением ребенка не было.
После этого Кэтрин ощутила новую тоску, когда девушки трогали ее платье. Они соперничали за право застегнуть молнию на спине, когда Кэтрин примеряла платье, дотрагиваясь до него с таким благоговением, что Кэтрин казалось это душераздирающим. Платье представляло собой прекрасное творение из бархата цвета слоновой кости с длинными рукавами, с талией в стиле ампир и с миниатюрным шлейфом. Лиф был присобран на плече и переходил в высокий глухой воротник, а от одного плеча к другому ложились мягкие задрапированные складки. Глядя на свое отражение, Кэтрин не могла не думать о своем будущем.
Кэтрин и Клею нужно было подумать о том, где жить и как обставить дом. И снова все было окутано сказочной аурой, когда Клей объявил, что во владении его отца имеются разные имения по всей округе, и что среди них по крайней мере три на данный момент пустуют. Хотела бы Кэтрин взглянуть на них?
Он отвез ее в комплекс городских домов, располагавшихся на краю Золотистой Долины. Со странным волнением ожидания Кэтрин стояла позади Клея, глядя, как он подбирает ключ к замочной скважине. Наконец дверь распахнулась, и Кэтрин вошла вовнутрь. Она стояла в фойе дома. Перед ней вздымалась лестница, устеленная шоколадного цвета коврами. Клей коснулся ее руки, и она вздрогнула. Молча они поднялись по лестнице и оказались на широком открытом пространстве, которое заканчивалось скользящими стеклянными дверями на дальней стороне гостиной. Слева от Кэтрин располагалась кухня, справа ступеньки вели на этаж, где находились спальни. Она не ожидала такой роскоши, такой новизны…
— О Клей, — только и сказала Кэтрин, охватывая взглядом гостиную.
— Я знаю, что ты думаешь.
— Но я права. Это уж слишком.
— Тебе не нравится? Мы можем посмотреть другие дома.
Она резко обернулась и посмотрела на него, стоящего в центре светлой, просторной комнаты.
— Я не могу жить в нем с тобой. Это будет похоже на мошенничество с моим подоходным налогом.
— Хорошо, продолжай. Что еще у тебя в голове?
— Подожди минутку. — Она протянула руку, чтобы задержать его, потому что он нетерпеливо повернулся, направляясь в фойе. — Я — не единственный человек у которого есть право голоса.
Он молчал, но она могла поклясться, что он стиснул зубы.
— Клей, чем мы все это заполним?
— Мебелью… Мы просто достанем то, что нам нужно.
— Просто… ДОСТАНЕМ?
— Ну, мы пойдем и купим, черт побери! Нам будет нужна мебель, и это — обычный способ, как ее достать. — Было странно, что он говорил на таком ломаном языке. Она могла сказать, что Клей был разочарован, но нисколько не сердился.
— Ты ведь хочешь жить в этом доме, да?
— Мне всегда нравилось это место, но это не имеет значения. Есть и другие.
— Да, ты это уже говорил… — Она сделала паузу, — посмотрела в его недовольные глаза и тихо сказала: — Покажи мне весь дом.
Она последовала за ним наверх по ступенькам. Он включил свет, и взору открылась просторная ванная комната. В ней находился длинный несессер, покрытый черным мрамором с золотистыми прожилками, две забавные раковины и зеркало, размером с простыню. Все принадлежности были цвета миндаля. На стенах были обои с четким геометрическим рисунком бежевого и коричневого цвета и серебристыми штрихами, благодаря которым создавалось ощущение роскоши, к нему Кэтрин не была подготовлена. Она быстро окинула взглядом унитаз и душ — отдельный от ванны — со стеклянной оранжевого цвета поверхностью.