- Принесла, - точь в точь как дед десятью минутами раньше пробасил молодой парень. Даже противные интонации те же.
- Принесла, - Машка решила не нарушать традицию.
- Батарейки давай сюда - переработаем в энергию. Знаешь же? - Машка кивнула. - В журнале фамилию, инициалы, дату и роспись.
- А причину?
- Какую причину? - парень даже перестал суетиться и застыл в темном глазу окошка, как соляной столп.
- Ну, почему я сдаю их…
- Так а кому это интересно? Причина ж у всех всегда одна - невмоготу больше. Придумаешь другую - такую ж правдивую - заруливай. С удовольствием послушаю.
Вот так она сейчас отдаст в чужие руки кусок своей жизни, а никому и неинтерсно, почему. Что в протяжном “Мариэтта” так глухо отдает в груди? Почему атласные оранжевые шторы вызывают приступы удушья? Как и запах свежего хлеба - белого, мягкого, еще чуть теплого. Никому нет дела, до ее шрамов внутри и снаружи. Ей ведь и правда - как всем - больше невмоготу.
Нагретые на скудном солнце батарейки - а ведь на выходе из дома там просто был серый, туманный шар - увесисто легли в огромные ладони парня-приемщика. Машка взяла оранжевую ручку, привязанную к окошку грязной толстой ниткой, поставила порядковый номер 265739 и вывела нервным, рваным почерком:
“Тронова М.В. 31.05.2016” и быстрый росчерк автографа.
- Все? - неуверенно спросила она у парня по ту сторону жизни.
- Ну, если не передумала, то - все. Шуруй.
Машка скривилась - то ли от такого обращения, то ли от внезапных изменений внутри. Что-то скользило на задворках подсознания, но никак не всплывало наружу: голос, запах, ощущения… Не хватало буквально мгновения, чтобы словить и вспомнить.
Машка раскрыла полегчавшую сумку, достала оттуда бутылку воды и сделала большой глоток. Она не чувствовала себя лучше - скорее наоборот. Невнятная усталость стекала каплями пота по коже, а глаза закрывались сами собой. Машка на едва гнущихся ногах доковыляла до ближайшей лавочки, уложила сумку и прилегла. Спать. Все, чего ей хотелось в эту секунду - долгий, хороший сон.
Но вышло как всегда иначе. Во сне Машка не узнавала себя в зеркале. Глаза другие, взгляд, осанка. Даже голос, отскакивающий от стекла, был на полтона выше и звонче. И вроде вот эта Машка в отражении была прекрасна, легка и даже чуточку счастлива, но ощущалась другим и неимоверно чужим человеком. Она нащупала у себя в животе - прямо под ребрами - дверку. Знаете, такую, как есть во всем, что работает на батарейках - с отвратительным маленьким выступом, за который всегда сложно ухватиться, чтобы открыть. Сколько сломанных ногтей и загнутых кончиков ножей ненавидели эти дверки примерно так же, как и Машка. С сотой, кажется, попытки открыть все же удалось, но батареек внутри не оказалось. Вот оно что! Ей срочно нужны аккумуляторы, чтобы стать прежней, стать собой.
Машка проснулась, когда на улице было темно. Спина гудела от въевшихся досок лавки, ноги горели розовыми поцелуями комаров. Домики приемщиков были закрыты, лишь на заднем плане полыхал контейнер с общими воспоминаниями. Но там не было ее - Машка отчетливо понимала, что не смогла бы поступить так даже с тем, что ее терзало. Нет, она отнесла что-то особенное, что-то… Желудок схватило резкой болью, словно Машку вот-вот вывернет прямо под ноги, и тут ей вспомнилась дверца из сна и пустое пространство за ней.
- Батарейки, - чуть громче, чем следовало, крикнула она, раздражая местных собак.
Ноги затекли, но Машка не обращала внимание на покалывания и тупую боль. Она подбежала к домику, стала колотить руками по едва держащемуся стеклу, но внутри было пусто. Прикрепленная полоской скотча бумажка говорила, что все принятое увезли на утилизацию.
Ей больше не вернуть то, что она отдала. Да и надо ли? Она ведь пришла сюда не просто так. Машка раскрытой ладонью стерла со щек слезы и поняла, что даже плачет как-то по новому. Спокойно и глухо, без надрыва.
Дорога домой была бесконечной. Новая Машка хотела даже улыбнуться, но может ли мозайка без нескольких частей быть счастливой и красивой? Может ли она быть прежней Машкой, без какой-то важной и болезненной истории?
“Мариэтта…”
Шепот отзывался тупым чувством дежавю, но не вызывал других эмоций. Машка оглянулась по сторонам, не найдя никого в поле зрения, подняла голову на фонарь, в свете которого стояла. Блеклое пятно отзывалось странным теплом, хотя ветер заставлял волоски на коже встать дыбом.