– Не припомню, чтобы у женщин-дозорных в отряде бывали такие же неприятности, – нервно сказал Даг.
Мари бросила на него выразительный взгляд.
– Это потому, что девчонки с такими же неприятностями, как правило, предпочитают не становиться дозорными.
– Ох... Это разумно, конечно...
Мари, смягчившись, признала, что Фаун, должно быть, еще не вполне поправилась, и Даг, вспомнив, как выглядят отпечатки пальцев Злого на ее шее, решил, что так все и обстоит и что через несколько месяцев все уладится; он даже позволил себе слегка подкрепить Дар Фаун, чтобы ускорить выздоровление.
Вспомнив свой короткий брак с Каунео, Даг подумал о том, как существование женатого мужчины подчинялось этим интимным ритмам и как это иногда его раздражало... и как он потом желал бы, чтобы все вернулось. Теперь он безропотно приносил Фаун нагретые кирпичи и уговаривал ее выпить вина из бузины, которое выпросил у Каттагуса; скоро Фаун стало лучше.
Наконец одним ясным тихим утром Даг вытащил из шатра свой сундучок, чтобы использовать его как письменный стол: он взялся за письмо в Лутлию. Сначала он хотел описать все коротко, чтобы не причинять никому боли, – одной фразой просто сообщив, какая кость какого Злого убила. Даг так привык скрывать сложности, возникшие из-за ненамеренной зарядки ножа, что ему казалось невозможным все ясно изложить, да и история Фаун и ее погибшего ребенка представлялась ему слишком личной, чтобы выставлять ее на обозрение чужих глаз. Промолчать было бы легче. И все же... умолчание означало бы, что он отрицает ту роль, которую сыграла крестьянская девушка в уничтожении двух Злых и спасении от заклятия Стражей Озера. Даг в последний раз перед тем, как завернуть их в полотно, сотканное Фаун, взвесил в руке гладкие обломки кости Каунео и решил поступить иначе.
Он написал настолько полный и подробный отчет, насколько был способен, особенно подчеркнув свое представление о том, как Дар малышки нашел в кости Каунео убежище от Злого. Случившееся все еще представлялось Дагу таким невероятным, что он не был уверен – не покажется ли его рассказ невразумительным или бредом безумца, – но он постарался изложить события так, как их себе представлял. Закончив, Даг дал Фаун прочитать письмо, прежде чем его запечатать; она вернула ему лист, коротко кивнув.
– На мой взгляд, все правильно.
Фаун помогла Дагу аккуратно уложить обломки ножей и письмо; поверх полотна она обернула их оленьей кожей и для надежности обвязала ремешком. Даг адресовал письмо родным Каунео; Рази должен был отвезти его в штаб, чтобы передать гонцу. Даг провел пальцем по приготовленному пакету и медленно проговорил:
– Как много воспоминаний... Если души существуют, может быть, они остаются в том времени, которое мы оставляем позади, и не уходят в будущее – поэтому мы и не можем их найти даже с помощью Дара. Мы смотрим не в том направлении.
Фаун в ответ только криво улыбнулась и нежно поцеловала Дага.
– А может быть, они все время здесь, с нами рядом, – прошептала она.
На следующий день заглянул Громовержец. Даг уже ожидал его появления. Мужчины уселись на чурбаках в ореховой роще, там, где их не услышали бы шумные обитатели шатров.
– Рази говорит, что ты чувствуешь себя лучше, – сказал Громовержец, внимательно оглядывая Дага.
– По крайней мере тело снова двигается, – согласился Даг. – Вот с тем, насколько далеко действует мой Дар, дела обстоят не так хорошо. Не думаю, что Хохария права в том, что мне не следует отправляться в дозор, пока это умение не вернется полностью. Наполовину вполне сойдет.
– Речь идет не о том, чтобы тебе отправляться в дозор: тут я больше полагаюсь на мнение Хохарии, чем на твое. Тебя хочет видеть совет лагеря. Я отговаривался тем, что ты еще слишком слаб после Рейнтри, но это становится затруднительным, когда все видят, что ты снова на ногах, так что ты можешь ожидать вызова сразу же, как только совет разберется со склокой по поводу углубления дна у острова Цапли.
– После Рейнтри, – прошипел сквозь зубы Даг, – после всего, что мы с Фаун сделали, они все еще стараются натравить на нас совет лагеря? Хохария, я сам, Брин, Маллора, Орниг – мы все были бы мертвы и похоронены в оскверненной земле Боунмарша, если бы не Фаун. Не считая пятерых искусных мастеров. И все это, и Злой у Глассфорджа – чего еще можно хотеть от крестьянской девушки, что бы наконец признать ее заслуживающей уважения? – Гнев Дага охладила печальная мысль: за сорок лет службы в дозоре он и сам в глазах некоторых не стал достойным уважения. Даг давно уже решил, что дело не в нем, а в этих глазах, и никакие его действия тут ничего изменить не могут. Так почему же в случае Фаун что-то должно быть иначе?