— Мы помирились с братом, — воскликнул я, не желая более говорить на эту тему. — Всё в прошлом и Лучни-Йар прав! Я прекрасно знаю законы! И коль я что-то совершу, то готов отвечать за свои поступки!
— Ты ещё слишком юн и горяч, — покачал головой мой сольхан, в его голосе я расслышал плохо скрытую горечь, но спустя мгновение он твёрдо добавил. — Но ты прав, ты всё знаешь и должен понимать, что хорошо, а что плохо.
Когда между нами выросла скала? Этот вопрос не покидал меня вплоть до самого восхода и после тоже то и дело вторгался в мысли. Сколько себя помню, Солнцесвет всегда заботился обо мне. Выгораживал, защищал, относился снисходительно и просил того же снисхождения у других.
Едва копия Солнца показалась над горизонтом, как я покинул свой лунодом и стал бесцельно ходить по поселению, погрузившись в раздумья.
Для всех братьев мой сольхан казался недостижимым, серьёзным, строгим… для меня же он словно бы открывался с другой стороны. Конечно, бывало он хмурился, ругал меня, но это длилось не больше часа. После мы мирились, забывали произошедшее и весело проводили время.
Когда всё успело изменится? Мне казалось, что изменения наступили резко, словно отколовшийся кусок от камня, упал на землю. Я чувствовал себя этим куском.
А действительно ли эти перемены наступили резко? Может быть, я просто не замечал или не хотел замечать перемен в поведении моего сольхана?
Если подумать, в последнее время, примерно солнце назад, Солнцесвет стал чаще хмуриться, чаще поучать меня и ругать за проступки. Мы всё реже гуляли вместе, реже взирали на небо, лежа на красной земле. А после и вовсе это всё куда-то исчезло, словно и не было.
А я просто привык к Солнцесвету и не желал замечать этих изменений. Думал, это временно… скоро всё будет так, как раньше. Но время неумолимо идет вперёд, а всё становится только хуже.
Может на брате так сказалось давление со стороны Старейшин?
Благодаря ему я редко бывал в Сияющей Общине и потому реже слушал гневные речи Старейшин, но мой сольхан… из-за меня он бывал там постоянно и слушал недовольства вместо меня, дабы уберечь меня…
Всему приходит конец. Вот и терпение Солнцесвета уже на исходе. Я не замечал того, что он делает для меня и продолжал совершать поступки, за которыми должно было следовать наказание…
Я всё время во что-то влезал.
Может, Солнцесвет сейчас хочет показать мне, отчего берег меня всё это время?
Я был почти уверен в том, что если бы мой сольхан, как прежде яростно вступился за меня, пошёл бы на разговор к Старейшинам, то никакого наказания за драку с Лучесветом не было бы.
Солнцесвет лишь как обычно отчитал бы меня, а я как обычно ловил бы на себе осуждающие и недовольные взгляды братьев.
Я невольно содрогнулся, вспомнив, что моему сольхану пришлось стоять на коленях в Сияющей Общине. Неужели так было каждый раз?
Я сжал кулаки.
Ну конечно было! Это и новорожденному понятно! Мой сольхан просто устал от моей неблагодарности и решил показать мне, что ему приходится делать из-за меня, ради меня…
Смотри, смотри и думай! — вот о чём кричал его молчаливый взгляд, когда мы шли к Старейшинам.
Я глубоко вздохнул, остановившись возле своего лучедома. Что мне теперь делать? Попросить прощения? Перестать вляпываться в неприятности? Прекратить покидать поселение?
Последнее, кажется, волновало меня больше всего, но я не мог отказаться от встреч с Луноликой, ровно так же, как и не мог поведать моему сольхану о своей тайне.
Это лишь ещё больше оттолкнет Солнцесвета от меня.
Он устал от моих выходок.
Даже он, мой самый родной брат среди других — устал.
На его место плавно встал Лучесвет. Я всё чаще стал думать о том, что если мне понадобится помощь или совет, я обращусь именно к нему, а не к Солнцесвету.
Возможно ли преодолеть скалу, что выросла между нами?
Я тряхнул головой.
Нет! Не может нить, что связывала нас всё это время вот так просто порваться! Мне нужно извиниться, вымолить прощение! Я не могу потерять его… если сделаю вид, что мне всё равно, что отдаление моего сольхана для меня ничего не значит… он окончательно разочаруется и откажется от меня.
Откажется… это было страшнее всего. Когда кто-то отказывался от своего лонериса, в поселении младший брат начинал считаться изгоем, так называемым порченым.
Порченых не любили, с ними не разговаривали, их сторонились, и в конце концов они молились прародителю, чтобы тот забрал их.