За время моей жизни здесь я неплохо стал разбираться в людском мире. Вот только мне это не приносит радости, совсем, ни капли.
Я бы радовался этому, если бы со мной рядом была Лунолика или же если бы я не знал её вовсе.
Каждую ночь я забираюсь на крышу нашего дома и смотрю на Луну. Она освещает всё вокруг мягким голубым светом, и этот свет раз за разом заставляет меня вспоминать те восходы, когда мы с Луноликой встречались на границе.
В такие моменты моё сердце охватывает боль и тоска. Перед глазами появляется образ лунницы, и сколько бы я ни моргал — вижу её словно наяву.
Виктор Иванович уже давно привык к тому, что когда я спускаюсь, всё моё лицо пропитано слезами. Сначала он спрашивал, что меня так расстроило, а после, поняв, что причина каждый раз одна и та же — тоска по любимой, — перестал интересоваться.
Я очень благодарен ему за это.
В людском мире всё иначе, тут есть семьи — мать, отец, дети. И по моим собственным догадкам, Виктор словно бы заменил мне отца. Хотя, конечно, у меня его никогда и не было.
Не могу же я считать своего сольхана отцом, верно же? Он мой старший брат.
Интересно, как они там… может, уже давно забыли меня? Может, у Солнцесвета уже новый лонерис? Даже если так, я не обижаюсь, скорее радуюсь за него.
На этом, я заканчиваю свою запись.
Два года спустя
Я редко сюда пишу, ведь дневник не обязательно вести каждый день, правда? Виктор Иванович как-то сказал мне, что некоторые люди пишут в него и вовсе раз в год, но самые значимые события.
В моей жизни не произошло ничего значимого, разве что я стал по-другому ощущать своё тело. Видно, привык к здешнему климату, а может я постепенно становлюсь человеком?
Судя по словам прародителя, я проживу обычную людскую жизнь и… по её окончании вовсе не соединюсь с ним, а уйду так, как уходят смертные.
Что ж, я совру, если скажу, что меня это не пугает. Но это моё решение, мой выбор, я сам виноват в том, что меня лишили бессмертия и нисколько об этом не жалею!
В последнее время я стал разговаривать с ней. Хотя вряд ли, конечно, Лунолика меня услышит.
Я говорю ей, что люблю её, что скучаю…
Эти два года самая настоящая пытка! Я и не думал, что мне будет хорошо без неё, нет конечно. Но я и представить не мог, как буду скучать и как моя душа будет рваться к ней!
Прародители избрали воистину жестокое наказание. Это действительно кара. По другому не назовешь.
Три года спустя
Стоило мне проснуться, как я почувствовал вкусный запах, исходящий из кухни. Человеческая еда пришлась мне по вкусу, хоть по началу и казалась странной.
Встав с постели и надев на себя футболку оранжевого цвета, я направился на кухню. Виктор Иванович часто готовил завтраки, вставал раньше меня и первым делом шёл сюда. Мне приятна его забота.
Несмотря на то, что прошло всего три года, седых волос на его голове стало больше. Я узнал, что Виктору всего шестьдесят два года, по меркам солнечников — ничто. В этом возрасте мы ещё дети, как сказал бы мой сольхан — юнцы.
Для смертных же этот возраст означал приближение старости. Это ждало и меня.
Сегодня я, как всегда, сходил на работу и стал возвращаться домой после полудня. На меня, как обычно, стали обращать внимание. Хоть я и носил людскую одежду, внешность-то осталась прежней! Среди людей я не встретил тех, кто был бы хоть отдалённо похож на меня, поэтому их интерес был вполне понятен.
Особенно я был интересен девушкам.
Не было и дня, чтобы представительница смертных не подошла ко мне, дабы познакомиться. Карие, зелёные, голубые, серые глаза… но не одни глаза не могли сравниться с голубизной радужек Лунолики.
Я просил прощения и уходил, оставляя девушек в недоумении. После же слышал за спиной их тихое “наверное, у него есть девушка”.
Да, есть! Хоть и далеко, но она есть! И я никогда и ни за что не обращу своё внимание на другую. Эта любовь на всю жизнь и лучше я буду страдать в одиночестве, нежели позволю себе хоть мысль о том, чтобы связать свою жизнь с другой!
И я страдал… каждую ночь, поднимаясь на крышу.
— Может, тебе перестать ночами смотреть на Луну? — вопросил Виктор, когда я в очередной раз собрался уходить. — Ты так состаришься раньше времени, сынок.
Я вздрогнул. Меня не страшила скорая старость, меня страшило то, что я могу больше не увидеть свою возлюбленную, а потому…
— Прости, Виктор, — проговорил я, не смотря на него. — Но я не могу пропустить ни одной ночи, вдруг именно сегодня я смогу разглядеть в лунном свете её силуэт.