Майор уставился на спутанные, разбитые кровавые обломки, которые всего мгновение назад были восемнадцатью человеческими существами. Ещё больше черисийских выстрелов обрушились на его позицию, снова и снова. Внешняя сторона стены батареи начала разваливаться буквально после третьего залпа, а когда дистанция стрельбы уменьшилась, по меньшей мере полдюжины черисийцев начали стрелять картечью, сметая стену. Десятки маленьких смертоносных снарядов хлестнули сквозь амбразуры, и ещё больше канониров Жонейра превратились в разлетающиеся брызги крови, разорванной плоти и раздробленных костей.
Жонейр вскочил на ноги и бросился в самую гущу хаоса, ободряюще крича. Он не знал точно, что кричал, знал только то, что это был его долг — быть там. Чтобы удержать своих людей вместе в этом урагане дымного грома и дикого разрушения.
Они откликнулись на его знакомый голос, отчаянно пытаясь перезарядить свои медленно стреляющие орудия, в то время как черисийцы обрушивали один бортовой залп за другим по их позициям. Один из зубцов разлетелся вдребезги от вражеского выстрела. Большая часть камня вывалилась наружу, с грохотом рухнув в воду у подножия батареи, но кусок размером с голову пролетел по воздуху и ударил человека менее чем в шести футах от Жонейра. Кровь канонира хлынула на майора, и он начал протирать свои залепленные глаза, пытаясь прочистить их.
Он всё ещё протирал их, когда прилетевшее ядро попало ему чуть ниже середины груди.
— Сэр, их морские пехотинцы высадились на берег как минимум в трёх местах.
Лакир повернулся к лейтенанту Черингу. Лицо юноши было бледным и напряжённым, глаза огромными.
— Только одна из батарей всё ещё продолжает бой, — продолжил лейтенант, — и потери убитыми и ранеными, как сообщается, чрезвычайно тяжёлые.
— Понятно, — спокойно сказал Лакир. — А потери противника?
— Один из их галеонов потерял две мачты. Они отбуксировали его из боя, и на другом, по-видимому, по крайней мере, ненадолго вспыхнул пожар. Кроме этого…
Черинг пожал плечами, с глубоко несчастным выражением лица, и Лакир кивнул. Черисийцы методично прокладывали себе путь вдоль берега, концентрируя свой огонь на одной оборонительной батарее или небольшой группе батарей за раз. Традиционная мудрость гласила, что ни один корабль не может атаковать хорошо расположенную, должным образом защищённую батарею, но эта традиция подразумевала одинаковую скорострельность. Он не сомневался, что черисийцы понесли урон и их потери гораздо большие, чем те, о которых только что доложил Черинг, хотя они явно не пострадали настолько, чтобы решиться прервать атаку. Что было едва ли удивительно. Он надеялся добиться большего, но никогда не питал никаких иллюзий относительно успешного отражения атаки.
«И я не собираюсь убивать больше людей, чем мне придётся, пытаясь сделать невозможное», — мрачно подумал он и посмотрел на часы на стене своего кабинета. — «Три часа — это достаточно долго, особенно если они уже высадили морпехов на берег. В конце концов, король не дал мне больше пехоты вместе с артиллеристами».
— Очень хорошо, лейтенант, — произнёс он более официальным тоном, чем обычно, когда обращался к Черингу. — Прикажите сигнальной команде поднять белый флаг.
Ноябрь, 892-й год Божий
I
КЕВ «Императрица Черисийская»,
Город Теллесберг,
Королевство Черис
— Я полагаю, что время пришло.
При звуке голоса мужа Императрица Шарлиен Армак отвернулась от огромных панорамных окон, являющих вид на невероятно многолюдные воды Теллесбергской гавани.
За окном был первый день ноября, дата, которой она боялась уже пятидневку, и которая настала.
Кайлеб стоял рядом со столом кают-компании, который был одним из её подарков ему. Она смогла заказать его так, чтобы он не узнал об этом, и очевидное удовольствие, которое он получил от этого сюрприза, чрезвычайно её обрадовало. Теперь, вручную отполированные, изысканно отделанные экзотические деревянные прожилки и узоры блестели в единственном ярком луче утреннего солнца, падающего сквозь открытый палубный иллюминатор, а толстые ковры, покрывавшие настил палубы, сияли, как лужи малинового света в затенённом полумраке каюты. Золотое шитьё его солдатской куртки вспыхивало и мерцало, солнечный свет, пробивавшийся сквозь иллюминатор, отбрасывал зелёные и золотистые огоньки с цепи его ранга на шее, и что-то попыталось сомкнуть её горло, когда она смотрела на него.