– Мне у тебя тетрадь с силой выдирать?
От ударившего в лицо жгучего стыда я даже зажмурилась.
Бежать отсюда! Просто бежать – и хрен с ней, с оценкой!
Отпустив тетрадь, за кончик которой он тянул, я попыталась извернуться, вырваться из этого мучительного плена…
Но он не позволил. Отшвырнув тетрадь на пол, он снова схватился рукой за стойку лестницы – полностью пленив меня, уже повернувшуюся к нему лицом.
Словно затравленный заяц, я наблюдала, как его рука медленно, очень медленно, тянется к моим бедрам.
– Спасибо, Семенова… – пробормотал он, сам явно не в силах оторвать взгляда от этого непристойного действа. – Ты очень мне помогла.
Достигнув кромки юбки, его пальцы утонули в ней, и я задохнулась, ожидая худшего… или лучшего.
Но вместо всего этого, он просто взял и вытащил из кармана поставленный на запись мобильник. Медленно поднял его к лицу, перевел на меня торжествующий взгляд и ухмыльнулся.
А потом, отчетливо и ясно проговорил, держа вещицу у самого своего рта.
– Что ж… Давай разбираться, в чем там у тебя проблема.
И, ткнув пальцем в красный кружок внизу экрана, выключил приложение.
***
– А теперь, Семенова… как говорят в суде – «не для протокола»… – сунув телефон обратно мне в карман, Знаменский снова поднял руку и провел костяшками пальцев по моей разгоряченной щеке. – Мне кажется, или ты только что пыталась посадить меня в тюрьму лет эдак на пять?
Я громко сглотнула слюну. Это был какой-то сюрреализм – прикосновения шли в полный разрез со словами. Даже его голос гладил, вместо того, чтобы бить – обволакивал меня, подобно сладкой патоке.
Надо было что-то ответить, придумать отмазку, оправдываться… или наоборот, обвинять и возмущаться… Но мозги мои плыли, а все ощущения сосредоточились в одной лишь точке – там, где он гладил меня по щеке.
А он, будто нарочно, не останавливался – трогал и трогал, забирая все больше в сторону рта. Наконец, достигнув губ, приоткрыл их большим пальцем.
О, это был почти поцелуй. Во всяком случае, меня дернуло так, как если бы он раскрыл мои губы языком, а не пальцем.
– Ты хотела совратить меня, глупая девочка? – спрашивал он, проникая все глубже. – Явилась сюда – разодетая, как аккуратная, маленькая шлюшка… с этим примитивным устройством в кармане… А потом что, Семенова? Собиралась сдать меня? Или… поиграть? А может, шантажировать?
Из-за шума в ушах я плохо понимала, о чем он говорит. Непроизвольно прикусив подушечку его пальца, я провела по ней языком.
Он резко втянул сквозь зубы воздух, отдернул руку.
– Чего ты хочешь от меня, Катерина?
Отпусти меня… пожалуйста…
– Х-хочу экзамен… пересдать… – зубы стучали так, что хотелось прижать челюсть снизу ладонью.
Виктор Алексеевич в удивлении вздернул бровь.
– И все?
Я резко кивнула.
– Тогда почему… – опустив взгляд, он бесстыдно уставился на мою грудь, – почему ты выглядишь так, словно возбуждена до предела?.. Стоять!
В ответ на мой отчаянный рывок, он просунул ногу промеж моих коленей и прижал меня к перекладине лестницы.
– Разве ты не этого хотела, моя маленькая шлюшка? Чтобы я трахнул тебя, а ты бы выдала часть записи за домогательства? Разве не за тем пришла сюда? И рыбку съесть, и кое-куда сесть?
Чувствуя на глазах слезы, я помотала головой.
– Нет? Тогда для чего записывала?
И снова в полном разладе с грубыми и обидными словами, рука его медленно поднялась к моему лицу, заправила выбившуюся из-за уха прядь волос – нежно, чуть касаясь. А потом спустилась ниже – туда, где топорщились сквозь тонкую, вязанную материю две маленькие, безнадежно твердые горошины.
– Твое тело говорит за тебя, Семенова… - прошептал Знаменский.
И сделал это. Перешел черту.
Дотронувшись до моей груди, утопил ее в своей большой ладони. Потом слегка сжал и повел большим пальцем по соску, вминая его широкими, круговыми движениями...
- Ооо…
Стон вырвался из моего рта совершенно против воли. Ноги стали ватными, и я бы точно упала, если бы не его колено между бедер. Но, ей богу, лучше бы я упала, чем это колено – в одно мгновение оно оказалось прямо там, вжимаясь в и так ноющую от напряжения промежность!
– Тебе же нравится, Семенова… Ну… скажи мне… – наклонившись, бормотал он мне в шею, заставляя вздрагивать от каждого звука, от каждого горячего облачка воздуха, щекочущего кожу. – Скажи… И я дам тебе все, что ты хочешь, и еще чуть-чуть…