- Здравствуй, Степа, - сказала она и подошла ближе.
- Здравствуй, - ответил Степан и посмотрел ей в лицо. Все равно не узнал...
- Ты что, - спросила она,- не узнаешь меня?
Степан замялся, промолчал.
- Я Клавдия Бакланова, - женщина протянула руку, - повариха.
- Так я знаю, - соврал Степан.
- Ты бы зашел на кухню. Там есть для тебя работа.
- А когда надо? - спросил Степан, а сам неотрывно смотрел в ее лицо, чувствуя, как жар разливается по телу.
- Да хоть сейчас, - рассмеялась Клавдия.
- А может, дождь переждем? У меня чайник закипает.
- Можно и переждать, - согласилась Клавдия.
А потом они пили травяной чай, разговаривали о чем-то, и Степан постепенно пришел в себя, освоился и даже посмел заглянуть Клавдии в глаза, черные, бездонные, в опахале пушистых ресниц. Быстро пролетело время, и когда Клавдия спохватилась, за окном слесари сгустились вечерние сумерки.Дождь приутих. Степан запер слесарку, навесил замок, медленно повернул ключ и, вздохнув глубоко, как перед прыжком с яра в Дон, сказал:
- А можно, я тебя домой провожу?
- А че ж нельзя? Дорога не куплена, - весело ответила Клавдия и первая ступила из-под навеса в дождливую темень.
У дома Клавдии столбом стоял человек. Курил, и огонек маяком мигал в темноте.
- Ну всё! Ступай,- заспешила Клавдия.- Завтра с утра приходи на кухню. Покедова.
Сделав пару шагов, Степан обернулся. Две черные фигуры шли к дому Клавдии. "Что ж! Она красивая и одна не будет", - подумал Степан и не разбирая дороги пошёл к свою сторону. Шёл, шёл и от своего база повернул вниз к Дону. С неделю назад он лудил посуду Никифоровым, хозяйка обещала магарыч.
Дома в полумраке керосинки ждала его Анастасия. Степан поставил бутылку на стол. Мать всплеснула руками, но промолчала. Поставила ужин. Села напротив. Стёпа выпил, зажевал картошкой.
- Мама! А что по станице о Клавдии гутарят?
- Так шо ш гутарят? Гулящая она. Ишо с войны, как с тем нмцем жила, а потом, кричат, с кем попадя. В ейный курень дверь завсегда открыта. Ноне, гутарят, с Федором Шелестом валандается.
- Так-так,- повёл черту разговора Степан. Налил ещё стопку, но руку задержал у рта, о чём-то задумался. - С Шелестом, говоришь?
- Да! Он к ней повадился. А ишо бабы сказывали, шо он собирается сватать Нинку Орловскую. Ну та, шо в рыбацкой артели.
- Не знаю такой, - ответил Степан и опрокинул стопку, крякнул, занюхал хлебом.
- А за шо ты меня пытаешь? Али задумал чево?
- Клавдия приходила ко мне сегодня. Надо столовскую посуду пролудить...
- И шо?- не унималась Анастасия.
- Красивая она, - ответил Степан матери, глядя на дрожащий язычок пламени керосинки.
Прошли дожди. Побластили деньки солнечные, а следом повеяло по утрам и лёгким морозцем. Осень закатилась куда-то за Дон, пришла зима, а там первый снег - и пошло, пошло... метели, мороз, сугробы завалили станицу.
В последние осенние деньги Федька женился на Нинке Орловской. Гуляли, как водится, три дня кряду. На груди жениха-фронтовика, косяком блестели медали, морда красная, жадные губы, а глаза выхватывали из ряда гостей за столом Клавдию. Та сидела в уголочке особнячком, грустная, притихшая. Стёпа на свадьбу не ходил. Не зван был. А перед самойсвадьбой гукнула его поутру Томка: "Зайди на кухню. Там шось поломалось". Пришёл Степан, стряхивая с себя дождевые капли, услышал за дверью склада голоса. Клавдин узнал сразу.
- Што ж, Феденька, ко мне на баз лето-осень хаживал, а в жёны берёшь другую. Не глянулась я тебе, значит?
- Не так это, Клава. Совсем не то ты гутаришь. Люблю я тебя, и ты меня любишь, но как же я, фронтовик, орденоносец, возьму тебя в жёны, если ты с фрицем жила. Вся станица знает.
- И ты этому веришь, дурень?
- Не знаю. Не знаю, но нет дыма без огня.
- Уходи, Федя. Совсем уходи с глаз моих.
Послышались тяжёлые шаги по скрипучим половицам склада. Стёпа метнулся в конец коридора, к кухне...
Он возился с противнями, когда вошла Клавдия. На него даже не взглянула, задвигала кастрюли на плите. Он, Стёпа, просто для неё не существовал. Уже уходя из кухни, Стёпа в дверях столкнулся с Фёдором.
- А, Стёпа! - воскликнул Фёдор. - Фронтовик портяночный. Чё здесь мылишься? Солдатская привычка - поближе к бочкам, на фронте портянки стирал, а здесь около кухни ошиваешься... Фронтовик!
сжал Стёпа свою звериную челюсть, в глазах его вспыхнули и погасли молнии. Пока его душила злоба, Фёдор оттолкнул его с дороги и прошёл на кухню. Стёпа словно в тумане вышел из столовой и побрёл в сторону слесарки. Кажется, он плакал. Война снова опалила его душу, тисками сжала горло, перехватив дыхание...