Гузырь замолчал, думая о чём-то своём,видимо давно наболевшем. Я решил не мешать ему и обойти стадо - вдруг какая коровушка забрела в сторонушку.
Солнце уже пригревало. Птички угомоинились, налетались и юркали в траве вокруг коров. Стадо потихоньку уже ложилось - первые,насытившись, легли в тени кустарников,а самые прожорливые ещё блукали по лугу и щипали траву. День близился к полудню.
Когда я вернулся к нашему стану, Гузырь дремал, но, услышав моё приближение, открыл глаза. Я присел в тень.
- Отдыхают? - спросил Гузырь.
- Да. Уже некоторые легли.
- Ещё часок - и погоним к старому роднику, а там ещё часок - и вниз к Дону. Жарковато сегодня. После полудня зной наползёт, овод житья не даст... А т, писатель, из местных?
- Нет. Я с Кубини.
- А-а-а! Я тоже пришлый. С войны вернулся - сюда. Воевал тут. В сорок первом призвали, восемнадцать годков было, офицерские курсы - и на фронт, в минёрный батальон, а в батальоне одни девушки. По ночам от мин расчищали нейтральную полосу, подготавливали для наступающих танков и пехоты. Мины свои, мины немецкие - поди угадай, как они установлены. Ну и рвались. Много девчат подорвалось, и души их улетали в рай, многие калеками стали. Была у меня в батальоне девушка Соня. Красоты неописуемой, из евреек. Полюбились мы. Я всё гадал, как её уговорить с фронта списаться.
Раз прислали к нам парней-казахов. Ничего не умеют, всего боятся. Один - ночью было - кричит с полосы: "Где тут мины? Ничего не видно!" - "Соня, говорю, иди. Помоги ему". Она только ступила - бах! На моей, на моей совести жизнь этой девушки... Плесни, писатль, мне стопарик, а потом и себе налей. Помянём. Сегодня день её гибели.
Я разлил самогон, мы выпили. По щеке Гузыря скатилась слеза. Он жадно курил, и я понял по его глазам, что он сейчас не здесь, а там - в той ночи, рядом с девушкой Соней, которую, по его словам, он послал на смерть.
До родниового болотца догнали коров быстро. Они сами задали темп и шли ходко, а мы с Гузырём, охватив стадо с двух сторон, помахивали байдиками - байдачили. На болоте коровы по самое вымя позалазили в жидкую пахучую грязь и стояли так около часа, отмахиваясь от мух и оводов хвостами.
Гузырь взмахнул байдиком - погнали! Здесь мне пришлось побегать, изловчиться - стадо никак не хотело покидать болото. Помог Гузырь, и вскоре мы уже угнали стадо вниз к Дону, на водопой и дневную дойку.
На одном из холмов на полпути среди зелени кустов шиповника я увидел какое-то строение - дом не дом, а больше будка, кирпичная, под шифером. Гузырь направился туда и помахал мне.Я подошёл.
- Здесь я живу. Заходи. У нас есть полчаса, поурим. Квасу хочешь, писатель?
- Не откажусь.
- Сидай тута.
Я сел на деревянную скамью у двери, она жалобно заскрипела. Гузырь толкнул дверь и вошёл внутрь.
- Поди сюда. Тут прохладней.
Я вошёл в каморку. Справа стол - доски неструганые, нерашеные. На столе свеча в банке из-под кофе, рядом со столом табурет, а слева под оконцем - лавка, далее, у стены, топчан, накрытый тряпьём...
Я сел на лавку. Из-под топчана Гузырь достал бутыль. Открыл, по каморке поплыл запах кваса, настоянного на изюме. И квас был великолепен.
Закурили.
- В позапрошлом годе газовщики этот бункер сладили по какой-то своей нужде, а рядом сгрузили железяки свои. Меня подрядили сторожить. Дело нехитрое. Согласился. Лето отвахтовал. Они свои железки растащили по станице, а эта будка оказалась им без надобности. Старшой ихних мне и гутарит: занимай, дед, апартаменты. С тех пор тута и обретаюсь. Летом рыбалка, коровы опять же. Всё какой-то замот. Ведь замот - это жизнь. Старую лошадь хомут и оглобл держат.
- А зимой? - спросил я. - Что-то печки я у тебя не вижу.
- Есть буржуйка, да она летом без надобности, а место занимает. С первыми холодами поставлю, а дровишек тута - завались, абы не лениться. Попил квасок - потопали.
Мы спустились с холмов. Солнце жарило, и в полуденном зное не летали даже мухи. Коровы все до одной стояли в реке. Усталость заволокла всё тело, ноги ел передвигались, дышать раскалённым воздухом было трудно и неприятно - хотелось искупаться, но до воды весь берег был истоптан коровами, ил ещё не просох...
Гузырь повёл меня вдоль реки, ступая так, будто и не было полудневного перехода по холмам. Устроились в тени шиповника.
- Они теперь не скоро из Дона выйдут. Нам можно пообедать и отдохнуть. Сидай, писатель.
Как только я коснулся земли и снял с ног кроссовки, то понял, что даже при артобстреле не встану в ближайший час. Гузырь расстелил холстину и выложил наш обед. Появились дойщики. Один мужик, оставив жену доить корову, подошёл к нам. Поздоровкался. Присел.