До обеда Клавдия не пришла. Сердце Степаново екнуло , но он заглушил печаль-тревогу работой, однако всё чаще поглядывал в сторону овражка - не появится ли Клавдия. только её не было. Ещё пообождал чуток, а потом швырнул молоток на верстак и рванул, насколько позволяли культяпые ноги, в сторону столовки. От быстрого шага вскорости стал задыхаться, присел в тень куста шиповника, полез за кисетом. Закурил, пели птички, стрекотали кузнечики, а тревога в Стёпиной душе не унималась. И послышался ему стон, бабий, но не от боли, а в истоме, в счастливом придыхании..
На карачках продрался Стёпа через кусты шиповника, обдирая руки и лицо своё в кровь об колючки...
На дне балочки лежала его Клавдия, раскинув оголенные белые-белые ноги, а промеж ног её загорелое тело Фёдора с белым пятном ягодиц...
Померкло солнце в глазах Степана, и дыхание перехватило в горле. Сердце бухнуло и остановилось, а потом затарабанило, как тракторный движок. Он отвернулся, уставился невидящим взором в зелень кустов.
Услышал голос Федора:
- Люба ты мне, Клавушка, люба. Ничего с собой поделать не могу.
- Так давай сбежим, Федя. Мне тож этот культяпый поперек сил моих. Нету уже мочи на его рожу смотреть.
- Куда ж мы сбежим? Колхозом повязаны, да и Нинка моя на шее, как камень.
- Дите у нас будет, Федя. Жить-то как станем?
- А дите точно моё? - строго спросил Фёдор.
- А як же! Не люб он мне, постылый, как от него дитё могёт быть?
- Ладно. Что-нибудь скумекаю. Главное, документы выправить. Сказывают, в городе завод запускают и народ нужон. Поглядим. Дитёнка береги. Побёг я. Мне ещё надоть к твоему Стёпушке забежать в слесарку. Бригадир послал. Да я сам напросился, чтоб к тебе заскочить. Побёг я.
Степан вылез из кустов. И уже не видел ясного голубого неба, солнце для него уже не светило. Он брёл, не видя дороги, сам не зная куда. Очнулся у дверей слесарки. На лавке сидел Фёдор.
- Где тебя носит, фронтовик портяночный?
- Тута я. По нужде ходил, - ответил Степан и прошел в полумрак сарая. Сердце его заколотилось пойманной птахой в груди, в ушах звон-перезвон, будто набат собирает силы его к свершению...
- Ты чё ж, фронтовичок, один тута кукуешь? Жинка у тебя справная, гляди - уведут. Хорошо, если на потеху, а если и вовсе? За ней глаз да глаз нужон, немец её только разохотил, а вкуса не дал попробовать...
Что-то ещеё хотел сказать Фёдор, но Степан схватил с верстака молоток и с разворота ударил им по голове Фёдора. Тот свалился замертво. Стёпа постоял над трупом, бросил молоток рыдом и вышел вон. Сел на лавку. Свернул цигарку, пустил дымок, он взвился и растаял. Докурив, Стёпа вошёл в сарай, попил воды и, не заперев слесарку, медленно пошёл в сторону станицы. Солнце уже цеплялось за ветки деревьев, вот-вот и скроется до следующего дня. А наступит лион?
В хате его нежилой дух пропрел сыростью, в оконное стекло билась муха, на голом столе стояла консервная банка с пожухлыми окурками, из угла пялил глаза на свет Божий Иисус Христос. Стёпа подпёр дверь кроватью, а потом на кровать навалил стол, примерился в дверном проёме и остался доволен. Сладил петлю, поставил табуретку и сел на неё, закурил. Смеркалось. Муха перестала биться в стекло и теперь ползала обессиленная по краю подоконника. Было тихо. На душе спокойно.
Стёпа встал на табуретку, сунул голову в петлю и в последний раз затянулся табачным дымом, на выдохе толкнул из-под себя опору.
Табуретка упала, и он повис, правая культя дернулась, и... всё кончилось. Через минуту муха перелетела с подоконника и села Стёпе на подбородок, а потом медленно поползла по лицу.
С Т А Р И К.
Осень, первая половина сентября. По утрам на земле зыбкими пластами лежат туманы, с восходом солнца, рассеиваются, и долгие, сухие стоят дни. Началась уборка хлебов, сенокосы стихли.
Хата его - крайняя по переулку, возле огромного, до неба, каштана. Летом старик встаёт рано и целый день занят чем-нибудь во дворе - подкашивает бурьян вокруг сарая, подправляет порушенную скотиной ограду или мастерит что-либо... Под навесом у него верстак, инструмент кое-какой, заказы бабьи. Придёт иная, за работу рубль протянет старику, тот откажется.
- А на что мне, старому, деньги? - скажет. - Пенсия идёт. А ты, если милость есть, молока принеси.
Принесёт баба молока, другая, бывает, разохотясь, полы помоет. А кто лишь поблагодарит за работу - и то ладно.
Старик уже четвёртое лето не держит корову, сеном не занимается. Сейчас он занят заготовкой на зиму грибов и ягод. Нарвал шиповника, душицы, зверобоя - чай заваривать. Веточки калины связал пучками и развесил в сенях. Калину зимой старик парил в чугуне, а часто ел сырую. Колоко у него в правом боку, признали бабы, что калина помогет от этой хвори, посоветовали есть сырую. Калины довольно запас старик, оставалось грибов набрать.