А как-то в обедах заявился на баз Мишка с двумя казаками.
- Слышь, што гутарют? - спросил он Алекся.
- Шо?
- На работу нас зовут. Как ты?
- А я от работы не бегаю. В чем затычина?
- Так давай сговариваться, мне тожеть лишняя деньга в кармане н помеха.
Так и сговорились они с казаками об условиях, об оплате и всем прочем. Уже на следующее утро спозаранок Алексей и Мишка, зазвав еще и Пантюху, шли на работу в край станицы к казакам-богатеям. "Ниче, ниче, - думал Алексей. - Скоро мы вам хребтину обломаем, живоглоты проклятые".
В обедах устраивались в тени куста, разворачивали свои узелки и, сложив съестное вместе, принимались трапезничать, запивая теплой водой из баклаги.
Пантюхв был соседом отца Алексея, их базы рядом. Казак он был так себе - запойный, любил баловать картами.
- Уж больно твой хлеб духманист, - заметил как-то Пантюха Алексею. - Небось Дарья тайком от Христофора, снабжает?
- Зачем? Это жинка моя пекет, - ответил Алексей.
- Скажешь! Шоб кацапка такой хлеб спекла... да ни в жисть!
Усмехнулся Алексей, а мысля в голове так и засела. И наконец-то вызрело семя, и решился Алексей...
Как-то после работы зазвал он дружков к себе, хиро подергивая ус.
- Заходьте ко мне ноне. Хуть и невелик праздник, а все ш уважьте!
Мишка с удивлением согласился, а Пантюха на дармовщину и тем паче. К вечеру заявились. Гулый, тот-то уже привыкший к хате Алексея, а вот Пантюха оторопел - пол глиняный свежо вымазан, стол соблен до желтизны древесины, в углу иконка с лампадкой, лавки стелены рядком. Чудно! Кацапка, а в хате по-казачьи, как век жила на Дону.
Нина поздоровалась с казаками, к столу пригласила и скрылась за печкой, загремела посудой.
Раселись.
Хозяин поставил бутыль, а жена вынесла помидорки, огурки, с пылу с жару рванцы на курином бульоне, кулеш, кусок жареной сомятины и скрылась опять за печкой. Тут и Мишка понял, что Алексей замыслил какой-то маневр, но какой?.
Расставались за полночь. Хмельные, довольные, и уже в сенцах вручила Нина каждому казаку - Мишке и Пантюхе, по свертку белой холстины:
- А это вашим хозяйкам от меня гостинец. Не серчайте! Что Бог послал.
А как ушли гости с хаты, обнял Алексей жену, поцеловал:
- Теперичп, Нинушка, будем ждать главного гостя в хату.
- Да когоже? - удивилась Нина.
- Знамо кого - батяню!
А через несколько дней к вечеру собралась гроза. Над станицей повисла тяжелая свинцовая туча. За левадами палила небо сухая молния, гром разбивал округ тишину своими раскатами. Дон кидал на берег гребнистые волны. Захлопали ставни в станице, бабы крестились на образа. По майдану гулял серый столбище пыли.
- Зараз, сегодня и явится, - сказал жене Алексей, потирая руки. - Или я не Махотин Алексей Христофорович.
- В такую непогодь? - удивилась Нина.
- Зараз! Зараз! - твердил Алексей.
Застучали первые капли по сухой земле, а потом небо прорвало, и ливень обрушился на станицу. К ночи бурные потоки потекли по улицам и переулкам - уже было не то что пешему, а и конному не проехать.
Алексей сидел у оконца, вглядываясь в темень, обжигая пальцы цигарками: "Зараз! Зараз!" - все твердил сам себе под крючковатый нос. Нина легла, пригасила лампу, а Алексей все сидел у оконца и ждал, ждал.
Под утро, когда ливень стал стихать. Алексей сквозь шорохи ночи и шум дождя услышал шаги на базу. "Чав, чав, чав", - чавкали чьи-то ноги под его окнцем. Он кинулся к двери и в сенцах столкнулся с отцом.
- Гас ноне дорог, а ты жгешь почем зря, - ворчал отец.
- Проходь в хату, батя,- пригласил Алексей.
- Уважь отца, сынок, - ответил Христофор Гаврилович.
Вошли в комнату. За занавеской зашевелилась Нина.
- Жинку не буди. Сами погутарим, - сказал отец и прошел к столу.
Бросил взгляд на иконку, перекрестился, сел, положив руки на стол. Алексей сел напротив. Нина все же поднялась, вышла из-за занавески, поздоровкалась и скрылась за печкой.
- И долго думаешь помазаноу полу ходить, под чужой крышей жить? - спросил отец.
- Угол чужой - зато указ мой, - ответил сын.
Повисла тишина, и стало слышно, как дождь царапает стекло, следом ахнул далекий гром. Вышла Нина с чашками и кружками. Алексей поставил бутыль на стол.
- Степану германец руку откусил. На днях ждем домой.
- А што Петр? - спросил Алексей.
- Где-то ишо воюет. Наливай!
Алексей разлил пахучий самогон по кружкам. Молча выпили. Отец отломил кусочек хлеба и зажевал, густо посолив солью. Опять замолчали, но каждый знал слова другого.