— Осторожнее, Афина, — предупреждает он. — Я хочу делать то, что правильно для тебя, но когда ты говоришь такие вещи, это трудно.
Я не уверена, что он считает правильным для меня, но затем его рука прижимается ко мне, кончики его пальцев скользят вверх по моей промежности, и все остальное не имеет значения. Он утыкается лицом мне в шею, целуя и облизывая.
— Ромео. Кто-то... кто-то может нас увидеть.
— И что. — Он скользит пальцами прямо к моему клитору, и я задыхаюсь, дергая бедрами в его руках. — Ты промокла, — шепчет он. — Я думаю, что мысль о том, что кто-то видит, как я делаю с тобой грязные вещи, заводит тебя.
Он лениво обводит круг вокруг моего клитора, прежде чем вернуться обратно. Вверх и вниз, он дразнит меня. Просовывает свои пальцы внутрь меня, а затем убирает их.
Моя кожа пылает. Бояться, что нас могут поймать? Втайне я в восторге от этой идеи. Поддразнивание прекращается, и он скользит одним пальцем внутрь меня так сильно, что я издаю тихий писк. Каждый уверенный удар подталкивает меня ближе к краю.
— Скажи мне, что тебе нужно, Афина. Скажи это.
— Это. Пожалуйста, не останавливайся.
— Сильнее? — он добавляет еще один палец, делает небольшой толчок, который заставляет меня подняться на цыпочки.
— Да, да. Так хорошо. Вот так.
— Ты нужна мне в моей постели, Афина. Мне нужно трахнуть тебя. Нужно, чтобы ты знала, что ты моя.
Эти слова дают мне как раз тот дополнительный толчок, в котором я нуждаюсь. Моя кожа вся горит, и я содрогаюсь от оргазма. Он целует меня в лоб и обнимает, пока я не перестаю дрожать.
— Прекрасная.
Ромео
Если я в ближайшее время не отведу ее наверх, мы закончим тем, что будем совокупляться в коридоре, как животные.
— Я держу тебя, Пирожок. Подожди.
Она отвечает, растворяясь во мне, обвивая руками мою шею. Я поднимаю ее на руки и несу наверх.
К тому времени, когда я несу ее в свою комнату, она снова приходит в себя. Она вцепляется в мою футболку, когда я опускаю ее на землю, и я срываю с нее топ. Она проводит рукой по моему члену, все еще застрявшему у меня в штанах.
— Я хочу позаботиться о тебе.
— Пока нет, Пирожок. Все это по-прежнему касается тебя. — Я делаю шаг назад, чтобы полюбоваться видом ее невинного розового лифчика и этих гребаных штанов с кексами.
— Эти гребаные штаны издевались надо мной с тех пор, как ты пришла сюда, — говорю я, опускаясь на пол перед ней и снимая мягкий эластичный материал с ее ног.
— Тебе они нравятся? — спрашивает она, снова появляется ее тон сексуального котенка.
— Ага. — Я провожу пальцами под крошечными розовыми стрингами, которые она носит. — Они тоже.
Она хихикает, затем задыхается, когда я спускаю их вниз по ее ногам и прикасаюсь к ней ртом.
— Ложись на кровать, — бормочу я ей в киску, лизнув ее в последний раз. Она подбегает и прыгает в мою кровать. Ее большие голубые глаза пристально наблюдают, как я устанавливаю рекорд по сбрасыванию одежды.
Я хочу засунуть свое лицо в ее киску и лизать ее, пока она не закричит, но я начинаю медленно, прокладывая поцелуями путь по ее телу. Смакуя каждый дюйм. Все в ней прекрасно, и я чувствую себя зверем, нападающим на нее.
— Скучал по тебе, — бормочу я ей в грудь.
Ее руки перебирают мои волосы, отчего у меня по спине пробегают мурашки. — Я тоже скучала по тебе, Рид. Так сильно.
В моем мире было не так уж много прощения, но для нее я сделаю исключение.
Афина
Взорвав мой разум, Рид целует меня, пробираясь вверх по моему телу. Моя голова склоняется набок, и я замечаю камеру.
— Ты снимал кого-то еще?
— Что? — спрашивает он в полном замешательстве.
Я указываю на камеру.
— Нет. Блядь, нет, ты чертова негодница. С тех пор как ты исчезла, все, что у меня было, это то гребаное видео, которое я мог смотреть и дрочить.
Ладно, даже при всей грубости, в этом предложении есть что-то милое. — У тебя, действительно, здесь больше никого не было?
— Нет, я, действительно, этого не делал, — отвечает он так, как будто он одновременно зол и удивлен собой. Он прижимается своим лбом к моему и закрывает глаза. — Я влюблен в тебя, Афина. Так что, нет. Больше никого не было.