— И во мне не увидеть того, что видел он! Так что, пошел ты, Том!
Последнее, пожалуй, было лишним, но я совсем рассвирепела из-за поцелуя, которым этот дурак решил облагодетельствовать меня. И за одно вознаградить себя за то, что не нашел свою обожаемую сестренку, которую в тот момент я ненавидела еще сильнее, чем его самого.
— Я и не собираюсь как-то подделываться под твоего отца, — мрачно отозвался Том, пропустив мимо ушей мое пожелание. — Я сам по себе. Какой есть. Я ведь знаю, что как бы я ни старался, мне таким, как он, не стать. У меня ведь ни таланта, ни образования, ничего такого… И я никогда не стану таким умным, как Джеффри Халс.
Я прошипела:
— Это уж точно.
— И я, наверное, вижу в тебе что-то другое, не то, что он видел.
— Наверняка!
Том шумно шмыгнул носом. Так он выражал крайнее смущение.
— Но ведь он-то был твоим отцом. И извращенцем он же не был, правда?
— Что?!
— Тогда он и не мог видеть… Чувствовать, какие у тебя губы… Как к ним тянет, как силком, даже когда мы просто разговариваем. Я слушаю тебя, а сам только и смотрю на твои губы.
Прикусив нижнюю, я немного помолчала, заставляя себя утихомириться. Потом спросила:
— Это ты сейчас насочинял? А, Том? В свое оправдание? Не стоило…
Том возмутился:
— Ничего я не сочинял!
— Если б это так и было, как ты говоришь, то ведь и другие бы заметили бы в моих губах нечто особенное. Но этого никто не заметил, Том!
Он удивленно приподнял брови:
— Хочешь сказать, что ты…
— Нет, конечно! Неужели я похожа на старую деву? Я провела этот эксперимент с собственным телом, если не изменяет память, еще пару лет назад.
Том заинтересовался:
— И как?
— Никак! — отрезала я. — Так что повторять пройденное нет ни малейшего желания.
— Но ведь во второй раз все может быть по-другому, — заметил он осторожно.
Пришлось согласиться:
— Может. А может быть точно так же. Зачем рисковать? Если уж я решусь на это, так…
Он подхватил:
— Не с таким парнем, как я. Техас. Я все понял, Эшли, можешь не продолжать.
Мне сразу стало стыдно за себя. Он увидел во мне только пошлого сноба, и ничего больше. А ведь я сама терпеть их не могла.
— Не в этом дело, Том.
— Да нет, как раз в этом. Мы слишком разные, да? Тебя твой отец просвещал, как мог, а мы с сестрой в это время по барам подрабатывали, чтобы с голоду не сдохнуть. Конечно, мы разные. Куда уж мне до тебя!
У него даже губы тряслись, когда он заговорил об этом, и я тут же обругала себя последней сволочью. В конце концов, ведь парень не виноват, что жизнь так обошлась с ним. И не совсем он тупой, раз читает отцовские книги. Косноязычен, конечно, и простоват, но ведь это не смертельные грехи. Если взяться за него… Зато лицо у него такое… открытое. С таким лицом невозможно быть фальшивым человеком. А разве это не главное в жизни? Чтобы рядом был кто-то, кому ты можешь доверять безоговорочно? Хотя бы какое-то время. Не замуж ведь он меня зовет…
— Прекрати истерику, — сказала я строго. — Я, наверное, обошлась с тобой грубовато… Ну, извини. Но ты ведь должен понять: я никак не была готова к такому повороту событий. Ты появился всего пару часов назад, а сейчас уже целуешь меня. Это слишком быстро, Том.
— Никто не может знать, сколько ему осталось.
Эту фразу словно произнес другой человек, даже голос прозвучал иначе. И отчего-то у меня мороз по коже пробежал…
Я растерянно переспросила, хотя хорошо расслышала его слова:
— Что?
— Вот твой-то отец ведь не собирался умирать, верно? — проговорил он прежним тоном. — И что-то он тоже, поди, откладывал на завтра. А завтра просто не… не…
— Не наступило.
— Ну да. А если б он подумал об этом, то, наверное, поторопился бы с какими-то делами, так? Хоть бы денег тебе оставил! А то как ты теперь будешь жить?
Я неуверенно предположила:
— Книги продам.
— Да сколько ты на них заработаешь?! Вот если б он оставил тебе что-то по-настоящему ценное…
Я вспомнила:
— Вообще-то есть кое-что…
— Да? — спросил Том без интереса. — Уже хорошо. Тогда ты не пропадешь. Дорогая вещица?
— Скорее всего. Я как-то забыла о… Об этом.
— Бриллиант, поди, какой-нибудь?
Мне стало смешно:
— Бриллиант? У отца? Да он презирал побрякушки!
Тут он заинтересовался:
— За что это?
— За то, что люди за них душу готовы продать, а ведь это всего лишь камни. Он и мне никогда не покупал бриллиантов. Вообще драгоценностей.
Том подтвердил:
— Я вижу. Ты вон даже сережки не носишь. Твоему отцу, поди, сильно сына хотелось. Верно?