— Да, — ответила я, чтобы у него не оставалось иллюзий на этот счет.
— И ты его любишь?
И я опять ответила:
— Да.
Потом добавила:
— Мне кажется, да.
— А как ты поняла, что любишь?
Это был правомерный вопрос, я и сама задавала его себе. И сформулировать ответ было сложновато.
— Это невозможно объяснить, Том. Это просто чувствуешь… И интуитивно понимаешь, что это — настоящее. А слова…
— Но он же тебя не любит!
— Заткнись! — прошипела я уже в который раз. — Ты не смеешь мне этого говорить.
Том ухмыльнулся:
— Злишься, потому что сама это уже поняла. Любил бы, так не отшил бы тебя так…
— Как?
— Эшли, да он же холодный, как лед!
Я усмехнулась ему в лицо:
— Оригинальное сравнение!
Том вспыхнул:
— А ты не к словам цепляйся, а в душу смотри.
— Тебе? — протянула я со всем презрением, на какое была способна. — Мне неинтересна твоя душа.
Он опять забубнил:
— Конечно, тебя только деньги интересуют.
— Господи! Опять ты о деньгах? Да какие деньги? Нет их у него, понимаешь?
Откинувшись, он вдруг спокойно спросил:
— А если б у меня были деньги?
Я отрезала:
— Это ничего не изменило бы.
— А у тебя не было бы ни гроша. Даже твоей заветной заначки не было бы.
— Все равно.
— Да? Ну, посмотрим.
Том произнес это так зловеще, что мне стало как-то не по себе, хотя я и отдавала себе отчет, что это всего лишь пустые угрозы отчаявшегося, глупого человека. Но я понимала и то, что даже круглый дурак может быть опасен, если его вывести из себя, а Том все-таки не был таковым. Кто знает, не встреться мне вчера Дэвид, может, со временем я и убедила бы себя, что Том вовсе не так уж плох. Сейчас в такое трудно было поверить, но кто знает…
9
Больше мы ни о чем не говорили до самого дома. Когда выходили из такси, Том сунул мне руку, но я не подала свою. Мне не хотелось от него никакой помощи.
— Ладно, — процедил он. — Как хочешь.
Мы вошли в дом, причем он так уверенно, будто жил здесь уже по крайней мере с неделю. Заперев за собой входную дверь, Том вдруг громко крикнул:
— Джун, иди сюда!
— Зачем? — вскинулась я. — Мне сейчас не до разговоров, понимаешь? Особенно с ней.
— Зато нам есть о чем поговорить с тобой, — проговорил Том совсем другим, незнакомым мне голосом. — Не торопись скрыться в своей комнате, Эшли, нам предстоит достаточно важный разговор.
До меня вдруг дошло, что он совсем иначе выговаривает слова и выстраивает фразы. Я смотрела на него во все глаза и понимала, что даже в лице его что-то изменилось. Не было больше того простовато-туповатого выражения, которое так бесило меня, и взгляд его стал другим. Можно было сказать, что передо мной был совсем другой человек.
Я выдавила из себя:
— Том?
— Что, Эшли? Ты несколько удивлена, правда?
— Что это значит?
Но тут появилась Джун. И с первого взгляда угадала произошедшую перемену. Но не удивилась, а с досадой всплеснула руками:
— Том! Ты рассекретил себя?!
У меня мороз пробежал по коже. Я переводила взгляд с одного лица на другое, и все больше цепенела от ужаса. Нужно было выяснить, что происходит, спросить о чем-то, но мне хотелось только одного — убежать отсюда.
— Я был вынужден, дорогая, — сказал Том, и несвойственным ему прежнему изящным движением уселся в кресло-качалку и закинул ногу на ногу.
— Дорогая? — повторила я и перевела взгляд на Джун. — Так вы… Давно знакомы? Кто вы вообще?
Улыбнувшись, он напомнил:
— Я же говорил тебе, что у меня есть сестра.
— Ты его сестра? Так это от тебя исходит божественный свет? О боже!
Я расхохоталась прямо ей в лицо. Том недовольно заерзал и пробурчал:
— Я же говорил, что не все его видят.
Но я продолжала говорить только с Джун:
— А где же твои несчастные малютки? Что вообще значит весь этот спектакль?
— Как он тебе, кстати? — спросил Том с живым любопытством. — Я был весьма достоверен, не так ли? Простой парень из Техаса.
Мне пришлось признать:
— Ты сыграл на славу. Но зачем?
— А ты еще не поняла?
— Нет, если честно. Тебя действительно зовут Томом? А тебя Джун? Или это…
Он со смехом воскликнул:
— Нет-нет! Это как раз правда. Видишь ли, мы с сестренкой актеры не профессиональные, боялись проколоться на вымышленных именах.
— Разумно.
Том озабоченно сморщил лоб:
— Но прокололись-то мы в другом.
Молчавшая до сих пор Джун сердито спросила:
— Так в чем же именно? Я так и не поняла, почему ты вдруг раскололся.