— Арнольд Кузьмич! Постойте, пожалуйста.
Тот обернулся, посмотрел, прищурившись:
— Вы чего-то хотели?
И вдруг узнал, удивился:
— Постойте-ка, а я вас помню. Ишь ты! Еще одна девушка понадобилась?
— Почему — девушка?
Он ведь тогда сказал ему, что приятеля ждет!
— Ну, как же, — усмехнулся Гордиенко. — Про тебя тут, как сказку, рассказывали. Что поделаешь, в каждом месте — свои байки. Так зачем я тебе, а, парень?
Иван даже смешался. Байки, надо же. Он вместо клоуна тут. И Гордиенко этот, отец его Ринки, стоит и улыбается. Он в костюме, при галстуке — Иван эту вещь всю свою жизнь терпеть не мог, и ручка солидная торчит из грудного кармана. Он тут явно начальник какой-то, а не чурки на станке обтачивает. Ринка что-то говорила про отца, но Иван не мог вспомнить — кто он, хоть, по должности? А Иван — после ночной, щетина на щеках, руки поцарапаны — незадача случилась на работе. Тот еще вид, наверное. И зачем он сегодня сюда приперся?!
Но, раз сказал “А”, надо говорить и “Б”, куда деваться. К тому же Гордиенко был не строгий и не сердитый, напротив, взгляд у него с каждой минутой становился все больше юморной какой-то…
— Собственно, вы правы, девушка мне и нужна, — сказал Иван, и даже улыбнулся. — Я на ней женюсь.
— Поздравляю, конечно, — вежливо сказал Гордиенко. — Но я при чем? Хочешь на свадьбу позвать?
— Нет, как раз не хочу. То есть… Не будет свадьбы. Но нам поговорить, наверное, нужно.
Брови Гордиенко поднимались все выше.
— Я на вашей дочери женюсь, вот в чем дело, — Иван прояснил, наконец, суть. — Надо нам поговорить, так ведь?
— Как-как? — переспросил Гордиенко, и наклонил голову, как будто прислушиваясь. — На Нике, что ли? Так ты опоздал, приятель.
С чего он-то взял, что Ивану нужна его Ника?!
— На Регине, — Иван разом перестал стесняться.
— На Ришке? — удивленно переспросил будущий тесть. — Так. А она знает? Что ты на ней женишься?
Он все еще улыбался, но, скорее, по привычке, и взгляд его был уже не юморной.
— Конечно.
— Так. Интересные дела. Скажи, а ту, два года назад — ты ее отыскал, что ли?
— Конечно. И теперь на ней женюсь.
— Даже так? — тесть вытаращил глаза. — Еще интереснее. Ну, вот что — приходите к нам домой, вдвоем с ней, сегодня вечером, или когда хотите — и поговорим. И пусть она сама мне скажет, что за тебя замуж выходит, понял, парень?
— Арнольд Кузьмич, — сказал Иван. — У нас регистрация через четыре дня. И придем мы уже после нее. И свадьбы никакой не будет. Я вашу дочь, можно сказать, украду, понимаете? С ее согласия, разумеется!
— Так. Значит… — теперь Гордиенко уж точно не улыбался.
Взгляд его стал внимательным и острым — у Ивана возникло чувство, что его рентгеном просветили.
— Ну, предположим. Тогда почему ты ко мне явился, похититель?
— За благословением, — пошутил Иван. — Как же иначе…
— Так. Значит, разговор у нас будет продолжительный, парень. У тебя паспорт с собой?
— С собой. Отпечатки пальцев здесь могут снять? — продолжал он ерничать непонятно зачем.
— Надо будет — снимут, не проблема, — ответил спокойно Гордиенко. — А паспорт затем, чтобы пропуск тебе разовый выписать. Не беседовать же нам в скверике, в самом деле.
И точно, побеседовали они тогда продолжительно. Обо всем. Часа три беседовали, наверное. Но трудно не было — тесть говорил легко, не давил. О Ринке заговорил, как бы невзначай, шутя даже, задал пару вопросов — Иван потом уже понял, что это он так его проверял. Потому что, чтобы ответить, Иван должен был знать Ринку, и знать достаточно хорошо. Еще он попробовал его подловить — достал из сейфа бутылку и две стопки, разлил — пахло резко и дольно противно.
— Давай по маленькой, парень. Чего это мы на сухую! Не бог весть что, правда — спирт разведенный, медицинский.
Иван не попался.
— Я не пью, если вы об этом.
— Совсем, что ли? — шевельнул бровью Гордиенко.
— Могу, если деваться некуда. Но не люблю.
— Так тебе сейчас деваться некуда. Давай, парень.
Они выпили, чокнувшись, но тост не провозглашали — и так вроде ясно было, за что им пить. Гордиенко наблюдал, кивнул одобрительно:
— Ты действительно не пьешь. Молодец. А чего так?
Иван понял, к чему вопрос, ответил чистую правду:
— Отчим всю жизнь пил, очень мне противно было видеть его пьяную рожу.
— Так. С отчимом, значит, вырос, без отца. А отец?
— Я его не помню.
Так, слово за слово, и вытягивал из него Гордиенко всю подноготную целых три часа. Еще, помнится, спросил: