— Жень, — сказала она, — Ну, не псих же ты, в самом деле. Прекрати.
— Не брошу, думаешь?
— Не бросишь. Говорю же — прекрати.
— Я тебе сейчас все объясню. Они подлые, Ринка. Прадед добыл их подлым образом. И бабушка из-за них несчастную жизнь прожила. Она всю жизнь прятала их, тряслась из-за них. И из-за ключа, конечно. К ней пришли и потребовали ключ, в сорок втором году, тогда им и пришлось убегать. Мне отец рассказывал. Правда, сам он маленький был, плохо все запомнил. Он так и не узнал никогда, что же это все было такое. Так и не понял. Так что, если считать, что они мои, получается, что от них, кроме несчастий, никто ничего не видел, и мне они вообще не нужны, такие. Давай считать, что мы с тобой клад нашли. Точнее, ты нашла, и мне половину подарила. Так, пожалуй, можно рискнуть.
— Ой, Жень, ну, ты и намудрил, — Регина покачала головой. — Ладно, я согласна, пока на этом остановимся. Давай сюда, какие мои. А десятую часть отдадим на благотворительность, чтоб уж точно везло!
Про благотворительность она, вроде бы, пошутила — неудачно, может? Но Женя серьезно кивнул, и вернул ей ее пару подвесок.
Регина засунула их в карман джинсов.
Женя спросил, запнувшись:
— Рин, ты знаешь что-нибудь о Ларе? Как она там?
— Собралась окончательно выздороветь к Рождеству, — охотно сообщила Регина. — Наверное, так оно и будет.
— Да? Это хорошо.
— Знаешь, две подвески — у нее. У ее дочки. Это нечаянно получилось, Лара ведь не знала, что они имеют такую ценность. Девочка увезла их вместе с игрушками.
— Да? Это тоже хорошо, — Женя даже обрадовался, — И на таможне, видишь, пропустили — значит, так и должно быть. Это все к лучшему, наверное…
— Что — к лучшему?
— Что она уехала. И что дочка там, у нее. Меня как-то всегда не хватало, и на нее, и на дочку бы не хватало. Я привык своим делом заниматься. Выкладываться привык, понимаешь? На все остальное меня не хватает. Мне его много не нужно, остального. Не каждый день.
Он очень уверенно это сказал, как будто думал-передумал, и теперь не сомневался. А вот Регина в такое поверить не могла. Даже наоборот, она была уверена, что так не бывает.
— Ох, Женя, ну, что ты, в самом деле! — воскликнула она. — Подожди, у тебя все впереди. Просто ты встретишь женщину, с которой … всего будет хватать. Так не бывает, чтобы человек за всю жизнь не встретил того, кто ему нужен.
Женя грустно покачал головой.
— Пока что-то не встречается мне такая. Может быть, я ее просто не замечу. Говорю же, у меня это запросто.
— Заметишь. Только это будет позже. Подожди немножко.
— Ладно, я подожду, — он почему-то засмеялся, и опять стал смотреть на пионы.
Потом спросил:
— Она думает, я не понимаю про дочку, да?
Регина довольно натурально разыграла недоумение:
— В каком смысле? Что ты имеешь в виду, Жень?
— Ну, не совсем же я дурак… — и он опять надолго замолчал.
Виталик в это время аккуратно и ловко, как шеф-повар, нарезал ветчину и выкладывал ее веером на тарелку.
— Надеюсь, у Женьки хватит ума перебрать кладовку, — заметил он. — Вдруг там еще один драгоценный носок завалялся? Понимаю, что вероятность крайне низка, но чтобы не думалось.
— Надеюсь, никому, кроме Жени и его мамаши, не придет в голову перетряхивать их кладовку.
— Это точно. Так что надо договориться, чтобы скромно молчать о случившемся. А особенно о подробностях вроде старых носков.
— Обязательно, — серьезно согласился Иван. — Надо всех предупредить.
Нож был острый, Виталик нечаянно задел лезвием кончик пальца, ойкнул, поднес к глазам, рассматривая выступившую капельку крови.
— Вообще-то я люблю, когда стол накрывают проворные женские ручки, — заметил он с легкой усмешкой, — но единственная наша женщина сейчас взволнована.
— Дай сюда, — Иван забрал у него нож и колбасу, отхватил себе ломоть толщиной в два пальца, положил на такой же кусок хлеба и с удовольствием откусил.
Его сорвали сразу после работы и притащили сюда, точнее, он всех сюда притащил, то есть привез. Нет, впрочем, он сам охотно сорвался — интересно же. Не каждый день его собственная жена звонит и сообщает, что ей известно, где лежит коллекция Каламбики. Пусть не коллекция, а ее маленькая часть, но, тем не менее. Просто Иван был очень голодный, и тоненькие колбасные ломтики его раздражали.
— Она моя женщина, — поправил он Виталика. — Не наша. Жену и машину не делю ни с кем.