Ну и что? Некому же больше работать. Леночка на больничном. Она больная, несчастная и мать-одиночка, и еще она какая-то родственница начальника. Толку от нее — чуть. Аделаида Степановна на больничном, только что операцию перенесла. Да ей и на пенсию скоро. Елена Васильевна, начальница, в отпуске — внук родился. Вот Регина за всех и пашет, а у нее зато прибавка к зарплате — ого-го, какая большая!
— Ты же согласилась, моя хорошая. Не нравится — не соглашалась бы.
Регина кивнула — ну, да, согласилась.
“Зер гут”, кстати, что такое? Определенно, много раз слышала.
— Лахудра, — опять сказал кто-то, но как-то грустно, по-доброму даже. — Хоть бы причесалась перед выходом. Ты же, пока сидела и страдала, все прическу себе истрепала, у тебя на голове гнездо воронье.
Регина вздрогнула, посмотрелась в ближайшее стекло — это оказались огромные окна закрытой парикмахерской. Ничего, конечно, не увидела, лишь некий смутный силуэт. Но не может быть, чтобы лахудра, и чтобы гнездо воронье! К тому же она еще и в капюшоне, так что откуда гнездо?!
Позвольте. А кто это сказал?
Дома вкусно пахло жареной картошкой. Мужчины вполне могут быть самостоятельными, особенно когда кушать хотят, и по телевизору футбола нет. Регина громко хлопнула дверью и объявила:
— Я дома!
И насторожилась. В воздухе витали не только вкусные запахи, но и еще что-то. Напряжение какое-то. А ее семейство — муж Иван и сын Сережка — распределилось по разным углам комнаты. Если бы все было в порядке, они бы сейчас сидели на кухне и ели картошку.
— Ну, давайте, рассказывайте. Что случилось?
Сын скромно промолчал. И это было плохо, потому что он у них по натуре не молчун, и не слишком скромный.
— Да ничего, мать, страшного. Сходишь завтра в школу к своему оболтусу, и все дела, — заявил Иван.
У него был только “сынуля” и “молодчина”. “Оболтус” всегда доставался ей. Однозначно.
— Классная болеет, так что тебя Корнелия вызывает, — торопливо сообщил Сережка, который еще надеялся, что все кончится достаточно быстро и более или менее спокойно. Что все кончится совсем быстро и совсем тихо, он не рассчитывал.
Но зря он сказал про Корнелию, про завуча, то есть. Классная — это бы еще ладно…
— И что же на этот раз?
— Так, ерунда. Девицу одну к стулу приклеил, — хмыкнул муж.
Если судить по его виду, он не сердился, он скорее забавлялся, еще, может быть, недоумевал немножко.
Значит, им хаханьки, а ей завтра в школу тащиться, с завучем беседовать?..
— Так таки и приклеил? Взял клей и приклеил, да? — уточнила Регина, усаживаясь на диван, и потихоньку закипая.
Между прочим, проблем у нее хватало и без приклеенных девиц, а чтобы пойти в школу, придется отпрашиваться и ехать через весь город. А ей нужно в налоговую, к примеру, а их инспектор — тот еще тип, с язвой и мерзким характером — одно вытекало из другого. И вот, пожалуйста, еще Корнелия Ивановна.
— Ну, да, — подтвердил Иван. — И очень хорошо приклеилась, отодрать не могли. Ты чем хоть клеил, олух малолетний, просвети отца — так, для общего развития?
Он еще и насмешничает. Конечно, ему завтра в школу не идти.
— Какая разница? — не без гордости ответил Сережа.
— Идемте ужинать, — взмолилась Регина.
Это было самое разумное. Она голодная, и мечтает о жареной картошке. Она не готова выслушивать все это, и адекватно реагировать.
— Идемте-идемте, — с готовностью согласился муж, но тут же безжалостно продолжил:
— В чем, собственно, проблема… Платье погибло. За двести долларов, кажется. А может, и четыреста, я не понял. Не смогли его целиком от стула отклеить. Так что вот, мать, возместить придется.
— Двести долларов? Или четыреста?.. — медленно повторила она, осмысливая информацию. — Это что, теперь в таких платьях в школу ходят?
На Регину все еще влияли заблуждения собственной юности, насчет того, что девочкам следует одеваться скромно. Мальчикам тоже. В школу особенно.
— Было бы платье, почему не сходить? — заметил Иван.
— Да откуда же я знал, сколько оно стоит? Тряпка, она и есть тряпка! — пробубнил сын виновато.
Регина как раз отложила деньги на новый костюм и туфли. И вот теперь все летело к черту, потому что сыночку вздумалось пошалить, видите ли. Нет, она прекрасно понимала, что чисто из педагогических соображений надо не терять голову. Но не могла не терять. Была не в состоянии.
Все правильно. Кого сейчас удивишь платьем за шесть тысяч рублей, за двенадцать тысяч, или даже за все двадцать? С чего это она вздумала сомневаться? С того только, что она сама не ходит в таком на работу?