— А может, лучше мне объяснить, раз я такая тупая?
Они ведь с сестрой не виделись уже давно. Слышала, что у Вероники все здорово, весело, и вообще, прекрасно, то они с Виталиком были там-то, то съездили на неделю туда-то! А у Регины были последние месяцы беременности, а потом роддом.
“Риша, ты старшая, ты должна проявлять дипломатичность. Ты должна думать за вас двоих, потому что Ника еще маленькая”.
Мама говорила это, когда сестре было три года, пять лет, и позже тоже. Но — все, она больше не маленькая. И Регина уже перестала проявлять эту самую дипломатичность, снова не стоит и начинать!
Сережка тогда захныкал, и Регина бросила трубку, вместо того, чтобы вежливо послушать, не скажет ли мама еще что-нибудь.
С сестрой они увиделись уже после рождения Сонечки. Как-то вечером ввалился Виталик, пьяный и счастливый, с радостным известием и с бутылкой под мышкой. Еще через несколько дней Виталик заехал, и они все вместе отправились забирать из роддома Веронику. И Регине было совестно. Она подумала — Вероника же больна, так чего ради на нее обижаться?
Так. Вероника была больна? Это наследственность, или все же нет?
У Ивана был только один друг. Приятелей — тоже не так уж много. Он не очень сходился с людьми. Просто знакомых, с которыми хорошие отношения — вот их было полно. Да у него со всеми практически были хорошие отношения. Людей, которые чем-то не нравились, он просто тихо избегал. Ни в чем их не убеждал, не поправлял и не доказывал им ничего. Игнорировал, вот это слово. Не давал им себе мешать, именно тем, что игнорировал. Просто однажды он решил, что надо поступать так и не иначе, и это его никогда не подводило. Поэтому со всеми, с кем у Ивана были отношения, у него были хорошие и очень хорошие отношения.
А друг был только Серега Веснин. Давний друг, еще со школы. С начальной. Впрочем, в начальной они дрались, регулярно и как бы без причины, в средней — тоже бывало, изредка, а вот в старших классах они были уже не разлей вода. “На борьбу” во Дворец спорта Иван пошел в третьем классе, потому что туда записался Веснин, и кандидатами в мастера спорта они стали тоже вместе, в восьмом классе. Потом Веснин сломал ногу и долго не тренировался, и Иван не пошел на соревнования, после которых должен был получить мастера. Тренер ругался, и потом надолго отказался с ним разговаривать. Точнее, он просто потом махнул на него рукой.
— Для спорта ты человек негодный, Аверьянов, — объяснил тренер. — Желание побеждать должно быть, понимаешь? Злость спортивная и желание побеждать, несмотря ни на что! У мужиков это в природе. Это нормально. А твоя гнилая солидарность никому не нужна!
Тогда он был Аверьянов. По отчиму.
Не было у него такого желания — побеждать несмотря ни на что. Просто побеждать — было. И интерес был научиться, как же это — побеждать. И он неплохо научился. До сих пор борьбу не бросил, хотя большинство тех, с кем он должен был ехать на те соревнования, бросили все давно. Но со спортивной злостью у него, действительно, проблемы. Нет спортивной злости, практически совсем. Интерес есть — он меня, или я его? И этого, кажется, хватало. Для жизни.
Правда, мастером спорта по дзюдо он стал, уже после школы. Веснин, тот даже не пытался, а Иван стал. Еще они на биатлон ходили, тоже вдвоем, и тоже довольно успешно, на областных соревнованиях выступили. Иван еще в настольный теннис играл, и тоже доигрался до городских соревнований. Веснин с теннисом так плотно связываться не стал, хотя по мячику попадать он тоже научился.
Учились они оба — ну, как сказать… Они спортом занимались, а не учились. Маму учительница математики вызывала в школу и внушала, что Ваня мальчик способный, вот, уроки не учит, а с лету все понимает, ему надо учиться и учиться, чтобы потом в университет поступать!
Математику и физику, а еще химию Иван действительно понимал с лету, всегда мог сообразить и ответить, хотя в учебники почти не заглядывал. Ему казалось — это же чепуха, игрушки. Чего тут можно не понять? Вот с предметами гуманитарными было хуже, хотя смутное представление он тоже имел — приходилось ведь на уроке что-то слышать. В гуманитарных науках не было логики, невозможно было понять, что откуда вытекает, и почему. То, что невозможно было домыслить методом логических построений, он не понимал. Как можно понять историю, к примеру? Можно только выучить, чтобы потом забыть. Ему внушали, что в истории тоже есть логика. Он считал, что нет. А литература? “Луч света в темном царстве…” Мрак, одним словом.
Смутного представления всегда не хватало, но тогда Веснин подсказывал, не давал пропасть — тому приходилось учиться куда больше, потому что дома родители спуску не давали. А Ивану? Матери было все равно, она занята была все время. Отчиму еще больше было все равно. Однажды до отчима вдруг дошло, что в доме растет шалопай, на которого учителя жалуются, и которого надо бы наставить на путь истинный. Способ наставлять на этот самый путь он знал один, и вроде бы достаточно надежный, на его взгляд. Но вдруг оказалось, что шалопай — парень одного с ним роста, но шире в плечах, и к тому же кандидат в мастера по борьбе. Применить способ оказалось совершенно невозможно.