— Точно? — усомнился тогда Макс. — Ты, Ринчик, подумай.
Зря, наверное, она отказалась.
Макс Измайлов был очень давний ее приятель, еще со школы. Впрочем, они еще и в детский сад вместе ходили. Из таких давних знакомств у нее только Макс и остался. Общались, правда, они нечасто, и в основном по делу — Макс ей работу подкидывал, временную, привести в порядок чью-нибудь бухгалтерию, и платил хорошо. Кстати, их деловое сотрудничество было налажено еще в школе: она списывала у него геометрию и физику, он у нее — все остальное…
А Жуков? Ну, старик совсем, что с него взять? И терпеть Ларин смех, когда самой не смешно — ничего приятного в этом нет. Регина умела считать на счетах, и Жуков это прекрасно знал, потому что они проработали здесь почти одинаково долго. Было время, когда у Регины и не было ничего, кроме таких же вот счет. Целых полгода, или больше — не было! Тогда еще почти нигде зарплату не платили, а им здесь — платили, и регулярно! И ей завидовали, потому что у нее есть нормальная работа с зарплатой! Только это было очень давно.
Лара смеялась-смеялась, а потом постепенно затихла.
— Не поломаете, надеюсь, — добавил Жуков ворчливо.
Он еще не простил Регину.
— А кто его знает, — ответила Лара. — Постараюсь, конечно. Поломается — я из них массажер сделаю, для пяток. Улучшает цвет лица.
Регина опять упустила момент.
— Я пошутила, — объяснила она, не глядя на подобравшегося Жукова. — Извините, и не обращайте внимания.
Жуков счеты берег, как раритет, и как память. Лара этого не понимала.
На улице — ветер, снег в лицо, все метет и кружится. И хорошо, что кружится. У Регины и настроение такое — все перемешано до полного беспорядка, и в душе, и в голове, и вообще, всюду.
— Пожалуйста, идем стричься, — сказала Лара настойчиво. — Лови шестую “маршрутку”, остановка — бассейн “Спартак”. Или мне тебя опять уговаривать придется? Ну, ты и наказание, знаешь ли.
— Пойдем! — крикнула Регина ветру, и он тут же унес ее голос куда-то далеко.
В принципе, она давно хотела постричься у нового мастера, чтобы вышло по-новому и хорошо. Так что предложение Лары имело только один минус — саму Лару. Но к этому Регина уже начала привыкать.
— Орать-то не надо, — заметила Лара. — Я и шепот твой отлично слышу. Значит, так, слушай внимательно. Его зовут Додик. Ты зайдешь, и скажешь…
Регина слушала внимательно.
Додик, высокий парень со светлой пушистой шевелюрой, пропустил между пальцами Регинины волосы и одобрительно кивнул.
— Хорошие волосы, — сказал он, — густые очень. Вас как стричь, по-моему, или как бы вам хотелось? Если по-моему — скидка пятьдесят процентов. Вас же Лара предупреждала?
— По-вашему, — тут же согласилась Регина.
Ох, как давно ей хотелось оказаться в кресле у настоящего мастера, который ни о чем бы ее не спрашивал. И чтобы он сделал ей ошеломительно прекрасную стрижку, самую лучшую из всех возможных. Чтобы этот парикмахер был художником, творцом, вот. Мечта любой женщины!
И еще Регина представляла себе такого парикмахера-художника обязательно мужчиной, точнее, старичком, невысоким и непременно с бородкой. В каком-то кино такой был. А тут — странноватого вида парень с длинными пальцами пианиста.
— Додик! — в дверь заглянула полная женщина в синем халате. — У тебя еще есть чистые полотенца?
Тот кивнул, махнул рукой, и женщина тут же скрылась.
Некоторое время Додик бродил вокруг Регины с отрешенным видом, заглядывал то так, то этак. Наконец он вздохнул и объявил:
— Ну, значит, поехали.
Так долго Регину еще не мучил не один парикмахер. Надо было на два часа раньше с работы уйти! Додик ее вначале стриг, потом красил, нанося краску очень долго, прядь за прядью, потом опять немножко стриг. Когда он намазал ей голову краской, Регина вдруг заволновалась — а не придется ли теперь быть жгучей брюнеткой, или какой-нибудь зеленой в полосочку? Художники ведь тоже разные бывают. Есть, например, модернисты. Но не могла же Лара, в самом деле, сыграть с ней такую шутку! Потом Регина подумала, что выхода все равно нет, теперь что бы ни было — она должна это выдержать. Только бы не стать брюнеткой — брюнеткой ей определенно не идет. Она уже пробовала. И только бы не зеленой…
Ладно уж. Лара вот считает, что этот Додик — такой-растакой, замечательный. Он, наверное, знает, что делает.
Вдруг глаза защипало, и в носу тоже. Она глаза протерла осторожно, кончиками пальцев — мокро было, как будто слезы.
— Что такое? — Додик наклонился к ней. — Что-то в глаз попало?