“Ой!” — тут же в ужасе подумала она, — “Что это я говорю? “
Попроси ее повторить только что сказанное — не повторила бы!
Корнелия Ивановна в ответ несколько раз молча открыла рот, потом посмотрела на Регину с явным осуждением — дескать, яблоко от яблони… И почему-то решила не продолжать. Регина удивилась. А шоколадный батончик?
Тут, наконец, явилась “пострадавшая сторона” — элегантная дама в распахнутой норковой шубке белого цвета, мама “приклеенной девицы”. Регина ее не знала, наверное, девочка была из новеньких. Любезно поздоровавшись с завучем и очень небрежно кивнув Регине, “норковая мамаша” уселась в кресло напротив. Шубу она снимать не стала. И тут же приступила к делу.
— А почему нет мальчика? Разве он не должен, глядя мне в глаза…
— Не должен, — отрезала Регина, поглядев в глаза “норковой мамаше”, как ей того хотелось. — У него сейчас новая тема по алгебре.
И, добавив в голос немножко меда, продолжила:
— Пусть он вашей дочке посмотрит в глаза, и все скажет, хорошо? А мы, взрослые, и сами как-нибудь. Нам ведь есть, что обсудить, правда? Кстати, вашей девочки я тоже здесь не вижу. Как она?
— Она дома! — рявкнула “норковая мамаша”. — Она плохо себя чувствует, у нее стресс!
— Какой ужас, — согласилась Регина. — Как я вас понимаю. У меня тоже когда-то был стресс в школе.
И улыбнулась, всем своим видом показывая, что стресс — это ничего, выжить можно. А сама подумала, что здесь что-то не то. Она неправильно разговаривает. Надо срочно брать себя в руки, а то как бы не получилось еще хуже…
Норковая мамаша моргнула пару раз, сбавила тон:
— Как вы понимаете, мы возмущены. Девочка в шоке. И мы не намерены позволять… Мы не позволим оставить это безнаказанным. Платье для дочери муж привез из командировки, это подарок! Конечно, мы требуем возместить ущерб. Этот случай необходимо обсудить в коллективе. Короче, мы требуем удовлетворения!
— Разумеется, к вашим услугам, — тут же любезно согласилась Регина. — Шпаги или пистолеты?
— Регина Арнольдовна! — дернула бровью завуч, — ваш сарказм неуместен.
Сама Регина тоже так считала. Но дело в том, что она была совершенно ни при чем. Это все вчерашний кошмар. Оо вернулся.
— Не надо! Ты не имеешь права, уходи! — выдохнула Регина, обращаясь к этому неизвестно кому, тихонько, но с такой пронзительной мольбой, что завуч выронила очки, и посмотрела на Регину как-то очень странно. “Норковая мамаша” тоже удивилась, ее глаза распахнулись во всю ширь и стали круглыми, как блюдца. Тут Некто перехватил инициативу, и мягко-виновато улыбнулся Региниными губами:
— Извините, пожалуйста!
— Послушай, подруга, — заявил он уже только Регине, — сиди и не возникай. Все равно, как я понимаю, ты по этой теме ничего путного не скажешь. У моего мужа — магазины дамской одежды, и вообще, я портниха. Я разбираюсь.
А Регина и не могла бы “возникнуть”. Она вся изнутри просто сжалась в комочек, окоченела. От ужаса. Могла только безропотно наблюдать.
Она с улыбкой взяла у “мамаши” пакет с пострадавшим платьем. Вытряхнув из пакета несчастное “вещественное доказательство”, развернула его, встряхнула, и вдруг расхохоталась.
— Нет, ну это же надо! У меня нет слов, просто нет слов.
— У нас тоже, Регина Арнольдовна, — сухо заметила Корнелия.
— Ах, извините пожалуйста. Я просто очень удивилась, понимаете? Очень удивилось. У меня тоже было такое же платье. Очень миленькое, да? О, а вот здесь, с изнанки, утюгом подпалено! Это вы сами, или еще в магазине? — говорила якобы Регина, и голос у нее был замечательный — заинтересованный такой и доброжелательный. Сама Регина, наверное, так бы не сумела….
Она продолжала:
— Если в магазине, то оно продавалось со скидкой. Примерно, марок за тридцать-сорок. Но это неважно. Все равно, отличное платье. Мне очень нравится.
“Норковая мамаша” молчала, постепенно меняя цвет лица на радикально-красный.
— Насчет морального ущерба давайте договоримся сразу, — якобы Регина очаровательно улыбнулась. — Вы предложили “обсудить в коллективе”. Прекрасная мысль. Поговорим с ребятами, и станет ясно, кто кому должен возместить. Только так. Это будет справедливо?
— Это неслыханно, — сказала “норковая мамаша” уже без прежнего апломба. — Я не собираюсь травмировать своего ребенка.
— Конечно, — сразу согласилась Регина. — А я — своего.
Кажется, вопрос о моральном ущербе был снят.
— Итак, подведем итог. Материальный ущерб, разумеется, я готова возместить. Реальный ущерб, я имею в виду. Но мы сделаем проще: через два часа вы получите другое точно такое же платье. Только без следов утюга на изнанке, но если вы настаиваете, их тоже могу для вас изобразить. Согласны?