— Спасибо, Риночка. Да уж, вам, молоденьким, все хорошо, все идет. А мы что? Живы, и ладно. Юлечка, мне крепкий кофе не наливай. Как же я, девочки мои, по вас соскучилась!
— Мы по вас тоже, Аделаида Степановна!
— Рина, тебе одну ложку сахара?
— Ага. Спасибо, Юль…
— Рина, ты, что, куда-то собираешься сразу после работы? Поэтому в джинсах?
— Ага. Не успею переодеться.
Мелькнула мысль, что это — из какого-то старого фильма. “Не успею переодеться!”…
В дверях появился Валера с кружкой.
— Мои дорогие, я тут почувствовал запах божественный! Пригласите меня, пожалуйста.
— Приглашаем. Давай кружку, — обрадовалась Юля.
— О, Аделаида Степановна! Здравствуйте. Рина, у тебя, что, день рождения? А цветы где?
Ага, драные джинсы — и день рождения…
— У меня в июле день рождения, Валер.
— А, ну, да, точно. Просто ты сегодня какая-то не такая.
— Здравствуй, Валерочка. Ну, как, не женился еще? — это Аделаида Степановна сказала.
Регина вспомнила разговор с Весниным и улыбнулась.
— Я? — воскликнул Валера. — Аделаида Степановна! Я, что, похож на человека, который может жениться?
— Валерочка, каждый мужчина должен жениться, это полезно для его здоровья.
— Аделаида Степановна, для моего здоровья это очень вредно, я точно знаю.
— Сегодня должны наш компьютер отремонтировать? — вспомнила Регина.
— Юрик уже был, — вздохнула Аделаида Степановна. — У него ведь ничего не вышло, да?
Юрик был техник, который все у них налаживал. Еще с ним, если нужно, приходил программист Игорь. А своих таких специалистов у них не было — ни к чему, так что приходилось их все время вызванивать.
— Пока ничего, — подтвердила Юля. — Вообще-то, он посоветовал “выбросить в окно это старье” — это не мои, это его слова. Но потом он сказал, что все же посмотрит, что можно сделать.
— Как можно выбросить в окно хорошую вещь? — покачала головой Аделаида Степановна. — У меня дома телевизор старше, и отлично работает. Просто у Юрика горе, вот он и переволновался.
— Какое… горе?
— Ну, как же, он сказал — умерла мама. Его, бедняжку, не отпустили с работы? Может, у них работать некому?
— Аделаида Степановна! — судорожно вздохнул Валера, — не пугайте нас, пожалуйста. Он имел в виду, что “материнская” плата сдохла. Тьфу! То есть, “материнская” плата не в порядке, понимаете? Он ведь, наверняка, так и сказал, что не умерла, а сдохла, да?
— Да. Но я думала… Ужас какой, Валерочка. Какая плата, за что?
— Аделаида Степановна, плата — это такая деталь, которая вставляется и в компьютер, и в другую электронную технику. А “материнская” плата — это самая главная деталь компьютере, поэтому она и “материнская”, понимаете? Так вот, она испортилась. Поэтому компьютер можно выкинуть в окно. Правда, его и до того можно было выкинуть.
Леночка отвернулась и захихикала в свою чашку. Да впрочем, все они прятали глаза.
— Валерочка. Но разве можно так говорить? — вздохнула Аделаида Степановна.
— Нельзя. Но все говорят — куда денешься? Дурак ваш Юрик. Нашел при ком эрудицию показывать.
— Он такой же наш, как и ваш!
— Мой?! Если он сунется в мой комп, я ему все кости переломаю. Спасибо, девочки, за кофе. Я к вам еще приду, да? Чего вам принести, печенья, или кексик? Ах, да. С меня же тортик. Я не забыл, не думайте.
— А мы ждем!
— Девочки, я… вы же меня знаете. Регина, еще раз с днем рождения тебя! Тьфу, извини. Он же у тебя в июле.
— Надо, надо ему жениться, — усмехнулась Леночка, собирая чашки. — А то, видите, как будто не в себе уже человек.
— Конечно, давно пора. Потом хватится, а поздно будет, помяните мое слово, — подхватила Аделаида Степановна.
Юля отвернулась, и ничего не сказала. Регина тоже промолчала. Она подумала о том, что хочет уйти отсюда, и даже точно знала, куда. В кабинет Чапаева, куда же еще.
Счеты с ее стола, оказывается, забрали, зато принесли калькулятор, какой-то незнакомый, не разбитый и не склеенный, наоборот — почти новый на вид. Где же Жуков, герой такой, его откопал, интересно?
Регина положила немного листков со стола в пластиковую папку — просто так, для вида, туда же бросила ручку.
— Девочки, я скоро.
Кабинет начальников не заперт. Шмаров, наверное, там, сидит за своим столом? Она ему сейчас улыбнется, и что-нибудь объяснит. А секретарши Кати нет, ее стол пуст и прибран, и стул задвинут, и пальто нет на вешалке. Наверное, у Кати дочка заболела, и она опять взяла больничный. Это значит, Шмаров сегодня сердитый, потому что без Кати он — как без рук, то и дело она ему какие-нибудь бумажки печатает.