— Хотела бы я знать, где вы его добудете за два часа? — вскинула брови “норковая мамаша”. — Или вы мне свое хотите предложить? Не стоит. Ваш размер моей дочери даже приблизительно не подойдет!
— Размер тот, что нужно. Тютелька в тютельку. Платье будет новое, не сомневайтесь.
Корнелия Ивановна сидела за своим столом, сложив руки, и смотрела на них с интересом. Вот как будто к ней в кабинет явились артисты и представляют очередную в ее жизни комедию. Регина впервые подумала, что завуч — не вредная зануда, а ничего, вполне симпатичная старуха. С ее работой станешь вредной.
“Норковая мамаша” заявила:
— Я предпочла бы деньги!
— Пожалуйста, — Регина пожала плечами, состроив гримасу “как же вы мне все надоели”. — Проведем экспертизу, издержки — пополам. Согласны?
“Норковая мамаша” была женщина самоуверенная, но к Регининому нахальству она не была готова. Она готовилась к ореолу несправедливо обиженной, к пониманию школьного руководства и к Регининому покаянию. Поэтому теперь она молчала, чуть подрагивая ноздрями.
Регина улыбнулась:
— Значит, здесь через два часа!
— Только не пытайтесь всучить мне какое-нибудь барахло!
— Нет, конечно же, ни в коем случае! Повторяю, платье будет то же самое!
Когда Регина вышла из кабинета завуча и нагнулась, чтобы поправить молнию на сапоге, она услышала, как грозная Корнелия сказала “норковой мамаше”:
— Знаете, Любовь Васильевна, я хотела поговорить с вами о вашей Лене очень серьезно. Вы, конечно, не беспокойтесь…
— Вот видишь, — заявил Некто Регине. — Терпеть не могу, когда из себя что-то строят.
Регина не ответила. Кому отвечать?..
Сначала она долго ехала в маршрутке, сама не зная куда, потом вышла на незнакомой остановке, уверенно подошла к незнакомому дому, в лифте, не задумываясь, ткнула кнопочку с цифрой “пять”…
Потертая дермантиновая дверь долго не открывалась, хотя Регина уже несколько раз позвонила. Тут как раз ее собственное “я” несколько очнулось, встрепенулось, перехватило инициативу, и Регина чуть не побежала вниз по лестнице с мыслью: “Что я здесь делаю?!”
— Перестань, — одернул ее Некто даже как-то устало. — Тебе же нужно платье. Иначе я бы ни за какие коврижки сегодня сюда не совалась.
В этот момент открылась соседняя дверь, из нее вышла бойкая старушка и, с любопытством посмотрев на Регину, поковыляла вниз по лестнице.
— Здравствуйте, Людмила Иванна! — приветливо сказала Регина опять неожиданно для себя. — Вам от Лары привет! Она мне очень хвалила ваше яблочное варенье.
— Здравствуй-здравствуй, милая! — приветливо откликнулась старушка откуда-то снизу, и посоветовала:
— Ты стучи, стучи! Хозяйка дома, только звонок не работает!
— Ну, естественно, как это я не подумала, — желчно пробурчал Некто, пока Регинина рука барабанила в дверь. — Все в порядке, Женечка в своем репертуаре. У него никогда ничего не работало и работать не будет.
Дверь открыла женщина средних лет в выцветшем ситцевом халатике.
— Здравствуйте, Вера Михайловна, я от Лары, — быстро сказала якобы Регина, а Регине настоящей показалось, что ее Некто сейчас чувствует себя не так уверенно, как обычно.
Женщину такая рекомендация совсем не обрадовала, напротив, она нахмурилась.
— Я поняла. Вы за вещами. Подождите минуту, сейчас вынесу.
Дверь снова закрылась перед Регининым носом.
— Это же надо, даже в прихожую не пригласила, — возмутился Некто. — Любезностей я от нее и не ждала, но это уж чересчур.
Дверь открылась, и женщина выставила на лестничную площадку небольшой пластиковый чемодан, покрытый лохмотьями пыли.
— Вот, пожалуйста. Нам не нужны чужие вещи. И у нас не очень много места, чтобы хранить чужие чемоданы.
— Вера Михайловна, — сказала якобы Регина. — С Ларой такая беда случилась, а вы все злитесь. Неужели у вас нет ни капли жалости?
— Жалости? — женщина впервые взглянула на Регину внимательно. — Ну почему же. Я ей плохого не желаю. Но, видимо, есть Бог на свете, и он ее наказал, — она захлопнула бы дверь, если бы Регина не придержала ее коленом.
— Нет, постойте. Мне Женю повидать нужно. Когда он вернется?
— Нескоро, — резко ответила Вера Михайловна. — И незачем вам его видеть, моя дорогая. Скажите вашей подруге, что ее для моего сына больше не существует. Пусть, наконец, оставит его в покое. Отпустите же дверь!