Приглушённый грохот и треск снаружи внезапно оборвали моё томное блаженство. Я взяла кусок хлеба и немного жаркое, встала и подошла к открытому окну. К моему удивлению, я увидела, что позади дома Колин увеличил загон Луиса - деревья и кустарник были срублены и выкорчеваны, и уступили место небольшому огороженному манежу. Но Луису это совсем не нравилось.
Жуя, я смотрела на обоих сверху - Колин, который как будто прирос к лошади, сидел на ней и неумолимо держал вожжи в руке, и Луис, который пытался всё больше проверить свои границы действий. На каждом углу он бросался в сторону, как будто на заборе сидели монстры и вскидывал голову так, что я могла видеть белки его глаз.
В ужасающей перемене, он то вставал на дыбы, то выгибал спину, пытался идти назад, прыгать, бежать на одном месте. Колин не потел. Но со шкуры Луиса стекали ручьи, и он хрипел, как будто Колин хотел отвести его к мяснику. Я сглотнула, взяла ещё кусок хлеба на дорогу, и сбежала вниз по лестнице на улицу, чтобы, если понадобится, можно было вовремя организовать скорую помощь для всадника или для лошади.
Как только я остановилась возле забора, Луис полностью вышел из-под контроля. С бешено стучащим сердцем я попятилась и прижалась, ища защиты, к стройной берёзе, когда Луис как раз прямо передо мной врезался своим тяжёлым телом в забор, при этом разбрасывая хлопья пены.
- Мне уйти? - спросила я писклявым голосом. Я ни в коем случае не хотела быть виноватой в том, что Луис убьёт Колина.
- Не надо! - крикнул Колин язвительно и уселся ещё более твёрже в седле, чтобы потом начать ругаться с Луисом на Гельском языке. Он снова и снова заставлял жеребца бежать медленным, контролируемым галопом, объезжая четырёхугольный манеж или делая круги.
А Луис пытался снова и снова от него избавиться. Но Колин оставался непреклонно сидеть на верху. Лишь только когда стало темно и сверчки в траве начали стрекотать, Колин ослабил вожжи. Луис вытянул шею и возбуждённо фыркнул.
- Хорошо, - сказал Колин с удовлетворением и слез с седла. - Ведь можешь.
Остаток я хлеба в руке смяла в потный шарик, который прилип к моим пальцам. Нервно я встряхнула их.
- Что это было? - спросила я хрипло.
- Всё как всегда, - ответил Колин лаконично и хлопнул Луиса по заднице. - Пытается показать, кто здесь главный.
Я сдержала саркастический комментарий. Колин выглядел так, как будто вылез только что из источника молодости. Бодрый и в согласии с самим собой. Он снял с Луиса седло и уздечку, надел повод и ободряюще махнул мне рукой. О нет. Он ведь не хотел, в самом деле, пойти гулять со мной и с этой Годзиллой.
- Значит, нет. Завтра твой глаз будет зелёным, а при каждом вздохе ты будешь испытывать резкую боль, - сказал он, пожимая плечами, в то время как Луис послушно, как ягнёнок, брёл рядом с ним.
Лишь когда в наступающей темноте я почти больше не могла обеих отличить от леса, я преодолела свой страх и побежала за ними.
- А вот и я, - сообщила я, тяжело дыша.
- Хорошо, - сказал коротко Колин. Я вытерла пот со лба и постаралась занять более безопасное место с левой стороны Колина - подальше от Луиса, который каждые пару метров останавливался, чтобы пощипать траву на обочине дороги.
Теперь Колин оставил дорогу и прокладывал путь, как лунатик, через густой лес. Время от времени нам нужно было останавливаться и ждать Луиса, который следовал за нами, пережёвывая траву, на длинной верёвке. Я не знала, пережила ли я когда-нибудь до этого такую прекрасную летнюю ночь. Нет, скорее всего, нет, потому что с тех пор, как я себя помню, мы сбегали в июле или августе в холодные страны и уезжали в самые негостеприимные места, которые только существуют на Земле.
Вокруг нас всё время кто-то шептался, шуршал и стрекотал, и все эти звуки сливались в один. А влажный воздух пах смолой, нагретой солнцем хвоей, листьями и цветами. Луна была лишь тонким серпом, но всё-таки давала достаточно серебристо-голубого света, чтобы кожа Колина расцвела. Когда бы я на него не смотрела, я видела, что в его глазах сияют искры света.
Постоянный ветер играл с моими волосами и высушил пот на моём лбу. Снова и снова от кустов отделялся целый рой светлячков и опускался на прохладную кожу Колина. Я даже не боялась предупреждающих криков сов, которые проносились, как нежный плачь из царства мёртвых, через тёмные верхушки деревьев.
Теперь ко всему этому присоединился уединенный всплеск лениво текущей воды. Мы достигли ручья. Молча Колин начал раздеваться. Я вежливо отвернулась, но потом всё-таки снова посмотрела в его сторону.
- Что ты там делаешь? - спросила я, хотя это было излишне, когда он расстегнул пряжку ремня.
- А на что это похоже? - ответил он, подмигивая мне. К его рубашке, которую он небрежно бросил на землю, заросшую травой, присоединились его сапоги.
А потом и штаны. А потом? Робко я подняла глаза. О. Колин, по-видимому, вообще отказывался от любого нижнего белья. Теперь на нём был надет лишь только широкий кожаный браслет вокруг его правого запястья. Смущённо я перевела свой взгляд снова на землю.
У меня было ровно три варианта: сбежать, наблюдать за его забавами нагишом или сделать, как он.
- Ах, теперь это всё равно не имеет значения, - пробормотала я про себя и выскользнула из джинсов. Если я поспешу, то точно не успею передумать.
Для этого на мне было слишком мало надето. Быстро я избавилась от своей футболки и трусиков и сложила свёрток с одеждой на пеньке. Колин уже стоял по бёдра в ручье, спиной ко мне, вытянув руки в стороны.
Так бесшумно, как только возможно, я спустилась по откосу берега вниз. Только бы он не смотрел на меня. Стебли тростника щекотали меня под коленками, и я услышала, как лягушка, прыгая, сбежала от меня. Колин тоже услышал. Медленно он обернулся и основательно осмотрел меня. Я сделала вид, что не заметила его взгляд, и осторожно погрузила правую ногу в воду.
- Ну, давай, Медуза, - сказал он тихо.
Вода была ледяной. Как только она могла быть при такой жаре такой ледяной, успела я ещё подумать и при следующем шаге потеряла опору. Грунт под водой оборвался. Отплёвываясь, я погрузилась в тёмно-зелёные сумерки ручья, почувствовала, как колышутся под пальцами ног водоросли и гладкое, извивающееся тело рыбы на икрах.
Летняя ночь окутала меня теплом и соблазном, когда я после того, как пробыла какое-то время под водой, снова вынырнула. Я совсем забыла, как хорошо я себя чувствовала в воде. Мои ушибы и синяк на глазе больше не болели. Теперь я почти добралась до Колина. Я снова могла стоять. Мои пальцы ног утопали в мягком, скользком русле ручья.
Светлячки уселись на влажные волосы Колина, которые извивались, как мокрые, отливающие чёрным змеи в голубоватом лунном свете. Течение бурлило вокруг нас, и я чуть не упала. Как само собой разумеющееся, как будто по-другому никогда и не было, я схватилась за руку Колина и подплыла, не отталкиваясь о дно, к нему.
Капельки воды испарялись с его кожи за секунду. Я же, напротив, была насквозь мокрой. Мои впитавшие в себя воду волосы тяжело свисали, обвивая шею. Колин посмотрел на берег и приложил руки, сложенные воронкой, ко рту.
- Давай, не прикидывайся, ты, глупая лошадь, - закричал он. Тень Луиса остановилась, почти как изваяние, на склоне ручья.
- Он боится воды, - поясняя, Колин повернулся ко мне. Я засмеялась и игриво вращала руками, чтобы течение не унесло меня. Колин отпустил меня и прошёл вперёд до более мелкого места в середине ручья.
Как призрак, его стройный, мускулистый стан поднимался из переливающейся черноты потока. Обеими руками он брызгал водой в строну Луиса.
- Решайся же! - засмеялся он. Его тело было усыпано капельками воды, которые сверкали, как бриллианты. Луис хотел к нему, но не мог перебороть свой страх. Возбуждённо он бегал туда-сюда по берегу.
Остановить бы сейчас время, подумала я. Навсегда. Этот момент на всю жизнь. Здесь, в ледяной воде, вместе с Колином и его придурковатым жеребцом. Казалось, я слилась с ручьём, небом и лесом, когда я смотрела на Колина, как он стоял по бёдра в воде, и забыв про всё на свете, пытался заманить к себе своё упрямое животное.