Примечания автора:
7 курс. POV Гермионы. И всё-таки PG, а не PG-13.
Многослойное. Местами юмор, местами пародия, переходящая в откровенный стёб, а иногда всё слишком романтично... и даже серьёзно.
Действие разворачивается с конца мая по начало июля, поскольку подразумевается, что последний учебный год начался на месяц позже, чем обычно.
Дамблдор и Снейп живы, хотя в каноне всё иначе.
Травология проходит в новом — затерянном среди теплиц — розарии.
Массивная чугунная решётка бежит по кругу, поднимаясь до уровня третьего этажа. Толстые прутья плавно изгибаются, а затем сужаются, соединяясь в центральной точке под куполом. Сбоку виднеется низкая калитка, утопающая в густой тени, и в целом конструкция напоминает огромную птичью клетку.
Волшебные розы пока не радуют глаз — среди пышных резных листьев и шипов размером со швейные иглы несмело проглядывают крохотные бутоны. Длинные изумрудные стебли, переплетаясь, завёртываются по спирали, словно локоны. Крепко уцепившись за металл, они покрывают его ажурной сеткой, к которой несмело прикасается прохладное утреннее солнце.
Профессор Стебль читает лекцию, постоянно напоминая, что нужное время пока не настало и цветы должны распуститься только через месяц. Она медленно прохаживается среди нас и, порой отвлекаясь, ласково смотрит на нежные бутончики, величая их: «Мои малышки».
Сквозь зелень тихонько проглядывает лазурь, мягко пахнет сладковатыми кореньями, в воздухе снуют первые весенние бабочки.
И прекрасное впечатление портит лишь одно...
Сдвоенный урок проходит вместе со Слизерином.
Пластмассовые горшочки, выстроившись около нас стройными рядами, мелко вздрагивают и подпрыгивают на месте от нетерпения. Будто озираясь по сторонам, в них беспокойно вращаются и громко поскрипывают худенькие крючки-закорючки, вздымая острые стебельки, точно магловские антенны. Язык заплетается — название растения оказывается совершенно непроизносимым, но (если полагаться на справочник) его главная задача состоит в улучшении состава почвы.
Сегодня мы пересаживаем скрипучки, чтобы скорее распустились розы.
Нам не выдают перчаток, поскольку растения не ядовитые и потому что Стебль упорно повторяет: «Работа с землёй поможет вам стать ближе к природе!» Однако рассада покрыта толстым слоем глянцевитой субстанции, подозрительно напоминающей слизь, и перспектива стать единым целым с растительным миром совсем не вдохновляет.
Именно поэтому я торжественно передаю своё растеньице Гарри, а потом наблюдаю за тем, как усердно копает Рон.
Заняться нечем и, оглядывая цветник, я замечаю Малфоя.
Он чопорно взвешивает в ладони лопатку, а затем, церемонно копнув один-единственный раз, морщится и впихивает инструмент послушному Гойлу, который тотчас приступает к работе. Лицо Малфоя мгновенно разглаживается, и он раздаёт ценные указания, заложив руки за спину. После чего устаёт от непосильных трудов, скучающе любуется на облако, что лениво проплывает в небе и...
Окидывает меня мимолётным взором.
Я застываю, перехватив взгляд, а Малфой сразу отворачивается.
Пока Гарри и Рон старательно приминают землю вокруг посаженных ростков, я закрываю надоевший учебник, размышляя об увиденном...
Дело в том, что за последние дни я не в первый раз замечаю серые глаза, наполненные столь неприкрытым интересом. Создаётся впечатление, что Малфой, намеренно следуя по пятам и наблюдая исподтишка, потихоньку превратил данное занятие в любимую привычку.
А в этом и состоит нераскрытая загадка...
Чем вызван подобный интерес?
Увесистый портфель глухо стонет, больно оттягивая занемевшую ладонь. Прошагав ещё немного, я окончательно сдаюсь и бросаю его на пол, намереваясь передохнуть, но не успеваю даже толком выпрямиться.
Из-за ближайшего поворота стремительно вылетает человек, врезавшись прямо в меня.
Отступив к стене, я — не без удивления — понимаю, что оказалась лицом к лицу с таким же, ошарашенным внезапной встречей Малфоем.
Тёмный лорд пал...
Он пытается отдышаться, словно бежал через всю школу, преследуемый сворой злобных собак. И, сглотнув, нервно одёргивает мантию и так съехавшую на бок.
И война закончилась.
— Отойди! — бросает он, сильнее потянув вниз смятый левый рукав — я вижу хаотичное мелькание бесцветных кончиков пальцев.
А несколько месяцев спустя мы вернулись в школу, чтобы окончить последний курс и узнать, что, по сути дела, «почти» ничего не изменилось.
— Всенепременно... — тихо вскидываюсь я, стиснув зубы.
Стремительно пролетела осень, а за ней — зима и весна, которая тоже не принесла перемен.
Волей случая — вот повезло! — мы с Малфоем оказались друг напротив друга в коридоре узком, как труба. Только вперёд или назад — других выходов нет. И главная проблема состоит сейчас в том...
Кому полагается уступить первым?
А теперь угадайте, что скрывается за словом «почти»...
На кого презрительно и косо смотрят, упорно обходя стороной? Кого обсуждают и осуждают за спиной, вспоминая каждый сделанный выбор, принятое решение, совершённый поступок? Малейшую оплошность, совершённую в Хогвартсе во время последней битвы?
Каждую мысль, мелочь, порыв?
Правильно...
— Дай пройти! — гневно бросает Малфой, и я прихожу к выводу, что терпение у него ни к чёрту.
Факультет, ставший изгоем...
— Объясню другими словами, — я терпеливо вздыхаю. — Малфой, ты загородил дорогу.
Наш новый Слизерин.
— Чтоб тебя, Грейнджер! — фонтаном взрывается он. — Сложно уступить?!
— Вот именно, — изогнув бровь, я снисходительно роняю. — Разве это так тяжело?
Он сверлит меня лихорадочно блестящими глазами, и в глубине души я понимаю, нет, я точно знаю, что Малфой никогда не сделает это первым.
— Ладно, — уворачиваюсь я от выяснения отношений, но решаю воспользоваться сложившейся ситуацией. — Только скажи...
— Что?
— Позавчера — ты ведь помнишь — мы столкнулись во дворе, и мне показалось, будто ты хотел что-то сказать...
— Лови последний шанс, — твёрдо произношу я. — Что тебе нужно?
— Ничего.
Он не раздумывает ни секунды, при этом врёт и не краснеет, а я понимаю, что не особо сражена этим фактом.
— Ну как знаешь, — его присутствие утомляет и, подобрав сумку, я пытаюсь отпихнуть Малфоя в сторону. — Посторонись, а?
Он не двигается, уткнувшись взглядом в ботинки, поэтому я спокойно протискиваюсь мимо, но случайно задеваю его левую руку. Малфой ощутимо вздрагивает, однако не произносит ни слова, и я быстро иду дальше, пытаясь выкинуть странную встречу из головы.
— Грейнджер.
В воздухе разносится громкий шелест, а после — звук падения.
— Грейнджер, — хрипит Малфой и еле слышно продолжает: — Постой...
Обернувшись, я на полном ходу пытаюсь поймать ускользающую, как шёлковая лента, мысль: «Я только слегка прикоснулась... а он валяется на полу, словно мешок с мукой».
Малфой безжизненным ковром устилает каменную плитку, в то время как школьная форма, неторопливо оседая на пол, оборачивается пышным морем тёмных складок. Пару мгновений спустя левый рукав задирается, и это событие заставляет меня... остановиться.
Отшвырнув сумку, я отважно иду обратно и по мере того, как оказываюсь ближе к Малфою, широко раскрываю глаза.
— Молчи, — шепчу я, присев на корточки.
А затем осторожно заворачиваю ткань, открывая руку, и Малфой повинуется, даже не думая сопротивляться нехитрым действиям.