На протяжении многих поколений здешние жрецы наблюдали за звездным небом и важнейшими созвездиями. Им удалось накопить множество самых разных астрономических сведений.
Уже древнейшая версия знаменитого «храма язычников» свидетельствует, что его строители, например, хорошо представляли себе движение Луны. По-видимому, не случайно они установили здесь 56 деревянных столбов, от которых до наших дней сохранились лунки Обри, ведь именно это число – 56 – получится, если умножить на 3 число «18,61» – промежуток между двумя, скажем так, «луностояниями».
Поясним, что это такое, стараясь избежать использования специальных терминов. Итак, в течение тридцати суток Луна совершает оборот вокруг Земли, меняя при этом свой облик от узкой полоски серпа до полного диска, а затем вновь убывая. При этом каждые сутки смещаются и точки, в которых Луна восходит над горизонтом или заходит, прячась за него. Эти небольшие смещения вызваны тем, что орбита Луна наклонена относительно орбиты нашей планеты на 5 градусов. На протяжении месяца, пока Луна то нарастает, то убывает, точка ее восхода передвигается с северо-востока на юго-восток и назад, а точка захода курсирует между северо-западным и юго-западным направлениями.
Однако крайние точки восхода и захода Луны также не сохраняют своего постоянного положения, а со временем смещаются. Причиной тому – легкое «покачивание» лунной орбиты. Но каждые 18,61 года угол между двумя крайними положениями этих точек достигает максимума. Так что, возможно, эта цифра была известна тем, кто возводил еще первое – деревянное – кольцо Стоунхенджа.
Вот как, по Хокинсу, можно было предсказывать сроки лунного затмения с помощью лунок Обри. Для этого жрецы брали три белых и три черных камешка-маркера и помещали их в лунки так, чтобы их разделяло расстояние соответственно в девять и десять лунок. Раз в год камешки вынимали из лунок и перекладывали в соседние – «переставляли на один шаг вперед». Как только в какой-либо год любой из этих камешков оказывался в одной из двух лунок, лежавших на главной оси Стоунхенджа, значит, лунное затмение ожидалось ко дню летнего или зимнего солнцестояния. Если же белый камешек достигал одной из двух других особых лунок, то затмение надо было ждать ко дню весеннего или осеннего равноденствия.
Кроме того, по расчетам Хокинса, девятнадцать голубых камней, образовавших центральный полукруг Стоунхенджа, а также тридцать сарсеновых камней, тоже были установлены таким образом, что позволяли вычислять время наступления лунных затмений.
Вряд ли можно считать случайным совпадением, писал Хокинс, что камни Стоунхенджа позволяли предсказывать двенадцать важнейших событий солнечного и лунного циклов, а также положение Солнца в дни летнего и зимнего солнцестояния.
Так, сквозь один из трилитов открывается вид на Солнце, встающее в день зимнего солнцестояния. Два других трилита предназначались для наблюдения за тем, как Солнце заходит в дни зимнего и летнего солнцестояния. Еще два трилита использовались для наблюдения за Луной.
Однако любые астрономические теории, связанные со Стоунхенджем, могут приниматься лишь на правах гипотез, поскольку мы можем только гадать, что действительно знали древние жители Британии о законах движения Солнца и Луны. Уверенно мы вправе говорить лишь о том, что каменные блоки Стоунхенджа были установлены так, чтобы в дни летнего и зимнего солнцестояния солнечные лучи ярко освещали определенные части святилища.
В любом случае, высказанная в разгар научно-технической революции идея Хокинса была встречена многими с энтузиазмом. Как высокопарно писал он сам в книге «Кроме Стоунхенджа»: «Одинокий древний памятник уже не считался только храмом. Это была поэма в камне, звено между человеком и вращающимися небесами».
В то же время специалисты отнеслись к ней безжалостно. Например, британский археолог Ричард Аткинсон обнаружил в концепции Хокинса серьезный недостаток.
Представьте себе, вы открываете научную работу, озаглавленную «Философская идея произведения “Кавказский пленник”». Вы начинаете ее листать и с удивлением замечаете, что ее автор играючи переходит от поэмы Пушкина к рассказу Льва Толстого и даже к фильму Сергея Бодрова, словно это один-единственный «мультимедийный гипертекст».