Обри был внимательным исследователем и довольно сдержанным теоретиком. Несомненно, он был бы ошеломлен, если бы мог узнать, во что разрастутся его высказывания в защиту друидов.
Семнадцатый век в целом был довольно трезвым в своих догадках, касающихся Стоунхенджа. Однако этого нельзя сказать о следующем столетии. Этот период неоклассицизма, который считается столь рациональным, создал весьма и весьма причудливую «Стоунхенджиану». Его приписывали как большинству ранее предполагавшихся создателей, так и новым, включая финикийцев.
В 1740 г. доктор Уильям Стьюкли, прославившийся своим содействием восстановлению Общества любителей древности, которое Яков I запретил по подозрению в политических интригах, опубликовал свой примечательный и увлекательный труд «Стоунхендж — храм, возвращенный британским друидам». Буйное воображение весьма причудливо сочеталось у Стьюкли с исследовательской дотошностью. Он поддержал друидическую теорию Обри с такой энергией и энтузиазмом, что, по мнению многих ученых, честь (?) дальнейшей популяризации этой злосчастной идеи принадлежит главным образом ему; кроме того, он уже от себя прибавил к ней еще одну поразительную подробность. Он заявил, что друиды не только вне всяких сомнений совершали свои обряды в Стоунхендже, но что, кроме того, они поклонялись там змее! Стоунхендж, утверждал он, как и все другие кольцевые постройки из камней, был змеиным храмом, или «Драконтием». Он набросал бойкую «историю патриархов и, в частности, Авраама», продолжил ее «с вытекающим отсюда предположением о существовании финикийской колонии на Британских островах в его время или около того, от которой и произошли друиды», и приписал своим праотцам чудесные способности: «Наши предшественники, друиды Британии… несмотря на все препятствия, достигли в поисках мудрости таких высот, что наши нынешние знания стыдливо померкли бы в солнечном сиянии их учености и религии».
В перерывах между восхвалениями своего возлюбленного друидизма Стьюкли, однако, сделал в Стоунхендже немало полезных наблюдений. Он тщательно измерил расстояния между его частями и попытался доказать, что строители пользовались определенной мерой длины, равной 20,8 дюйма (1 дюйм = 25,4 миллиметра. — Перев.), которую он назвал «друидским локтем». Ему приписывается первое упоминание «аллеи», уходящей на северо-восток от памятника, и, по-видимому, именно он открыл «цирк» — большую низкую насыпь чуть к северу. И — что особенно удивительно для той все еще суеверной эпохи — он попробовал использовать науку, чтобы установить время его постройки. Исходя из предположения, что друидические строители Стоунхенджа пользовались магнитным компасом, он сопоставил его ориентацию по странам света с изменениями магнитного склонения (проследить его через века оказалось гораздо сложнее, чем он предполагал) и сделал вывод, что Стоунхендж был воздвигнут около 460 г. до н. э. Разумеется, он ошибся, но во всяком случае такая попытка делает ему честь. (Это была, по мнению специалистов, первая попытка воспользоваться лабораторными методами для решения археологической проблемы.)
В рассуждениях Стьюкли удивительно сочетались субъективность с объективностью. Ему удалось одновременно и запутать и прояснить положение. В его «Стоунхендже» есть много страниц, проникнутых чарующей ностальгической грустью. Позже он прямо отождествил себя со своими мистическими жрецами и их «змеиным храмом», и лишь ноги его пребывали в XVIII веке. Он восхищался Стоунхенджем не только из-за его связи с друидами: «Для логического ума трудно вообразить более высокое наслаждение, чем прогулка среди этих величественных руин и их созерцание…» Более того, он, по-видимому, опасался, что эти руины лишь ненадолго переживут его. «Я набросал следующие перспективы, запечатлев местность почти точно по окружности горизонта. Наброски мои могут принести и такую пользу: если случится, что величественное это сооружение будет разрушено, с помощью этих видов можно будет обнаружить место, где оно находилось».
Его труд представляет особый интерес для астрономов, так как он содержит первое известное упоминание о факте, который с тех пор приобрел широкую известность как самая примечательная из особенностей Стоунхенджа, а именно что «главная линия всего сооружения [указывает] на северо-восток, туда, где встает солнце в самые длинные дни года». Этот факт имеет решающую важность для установления сущности Стоунхенджа и будет неоднократно обсуждаться нами в дальнейшем.