В конце концов при посредничестве президента США Рузвельта I в Портсмуте начались мирные переговоры. И здесь вылезли уши [37] заказчика войны: в необходимости уступки Японии южной части Сахалина и русских островов Курильской гряды Николая II убедил посол США в России — типичный “американец” Мейер (еврей). С русской стороны переговоры в Портсмуте вёл С.Ю.Витте. Поскольку первоначальные инструкции, данные ему Николаем II, уступок российских территорий не предусматривали, то С.Ю.Витте в Портсмут была послана секретная шифротелеграмма [38] о том, что царь разрешает передать Японии перечисленные территории [39]. С.Ю.Витте же сделал вид, что таких указаний из Петербурга он не получал, полагая, что шифровка есть шифровка, и её содержание неизвестно никому, кроме царя, двух шифровальщиков (по одному в Петербурге и в Портсмуте) и его самого, а Япония нуждается в мире еще больше чем Россия по причине расстройства её финансов [40]. Но когда японская делегация, уже измученная переговорами, прямо ему указала на то, что царь разрешил Витте отдать южную часть Сахалина и острова Курильской гряды, и японцы покинут переговоры, если Витте не исполнит указаний из Петербурга, то Витте пришлось действовать в соответствии с этим разрешением и подписать договор о мире с потерями русских территорий. Однако в своих воспоминаниях (ист. 3) эпизод с утечкой информации шифротелеграммы, сообщаемый “Морским сборником”, С.Ю.Витте обходит молчанием.
Так Россия отдала Японии не только то, что успела в прошлом нахапать в Корее и Китае, но отдала даже часть своей территории — Южную часть Сахалина и принадлежавшую ей часть Курильской гряды. За проведение переговоров С.Ю.Витте получил титул графа, а злые языки добавили к титулу прозвание: “полусахалинский”.
Но и толпа в Японии также осталась недовольна итогами войны и мирных переговоров с Россией. Японской делегации не удалось добиться от России репараций (контрибуции), возможно, что Япония посягала и на гораздо большее отторжение территорий от России, поскольку после Цусимы её войска вторглись и в Приморский край. В Токио начались беспорядки и японская столица была объявлена на военном положении, войска разогнали толпу, были раненые и убитые. Чтобы удовлетворить общественное недовольство, министр иностранных дел Комура, возглавлявший японскую делегацию на переговорах в Портсмуте, вынужден был отойти от дел и вести частную жизнь. Когда страсти улеглись, он был назначен послом в Лондон. (Ист. 3, т. 2, с. 428).
Итогом русско-японской войны явилось унижение России, презрение в ней общества к власти, презрение армии к флоту, дошедшее до того, что офицеры армии перестали отдавать воинскую честь офицерам флота и отвечать на их приветствия. Обострились и другие антагонизмы в обществе.
Из материальных потерь, кроме потери территории, страна лишилась флота, создававшегося в предшествующие 10 лет. Долги по кредитам, данным Ротшильдами еще при Александре III, повисли бременем, поскольку полученные по кредитам средства были разбазарены в войне и подготовке к ней, но не были инвестированы в программы развития культуры, народного хозяйства и инфраструктуры самой России, как то предполагал Александр III, взявший заем.
Конечно, в подготовке к войне и в её ходе со стороны России было много “странностей”, исключающих объяснение их в пределах военной науки ссылкой на “бездарность командования” и воинское невезение [41]. Хотя цепь “случайностей”, приведших к войне, и в ходе самой войны — глупости, наделанные бюрократией российского государства. Но всякая бюрократическая машина —
О временах же русско-японской войны А.Селянинов (ист. 29) со ссылкой на французскую газету “Presse” сообщает: «Япония не одна ведет войну с Россией; у неё есть могущественный союзник — еврейство.» Также и мемуары С.Ю.Витте изобилуют примерами поражающей (в смысле свойства оружия) осведомленности сионистов в делах России и перспективах их развития.
1.5. Девятое января 1905 г. — кровавое воскресенье: гапоновщина или рутенберговщина?
Одним из условий революционной ситуации является общенациональный кризис. Поражение в войне — это еще не кризис. Поражения на фронтах войны могут даже сплотить народ вокруг власти, чему является примером 1941 год, когда даже лагерные заключенные и политические, и уголовные просились на фронт бить врага с оружием в руках.
Для общенационального кризиса необходимо еще глубочайшее неверие всего народа в то, что правительство способно созидательно устранить противоречия, породившие кризис, и решить возникшие в его ходе проблемы.
Но и это еще не революционная ситуация, если всё неверие режиму выражается в “фиге в кармане” многих, сплетнях и анекдотах тех, кто просто не может сдержаться, чтобы не позубоскалить, но не сделает ничего, чтобы прежний способ общественного самоуправления стал невозможным: будь то выразить новую созидательную идею или пойти на баррикады. В условиях такого кризиса режим может долгое время существовать по принципу «а Васька слушает да ест».