В ходе русско-турецкой войны 1877 — 87 гг. Россия добилась больших успехов на сухопутных фронтах, была способна оккупировать всю европейскую территория Турции и обеспечить государственную самостоятельность не только болгарского народа, но и других славянских народов, живших несколько веков под турецким игом. Это укрепление позиций России на Балканах и сопутствующая возможность установления её контроля над турецкими проливами была неприемлема колониальным державам Европы, которые намеревались вмешаться в русско-турецкую войну на стороне Турции. Чтобы избежать войны против коалиции европейских держав в 1878 г., к которой Россия не была готова [74], она вынуждена была пойти на посредничество в мирных переговорах с Турцией других держав. В результате состоялся Берлинский конгресс, установивший мир на Балканах и определивший границы государств, выделившихся из состава Оттоманской империи. Берлинский конгресс населенную славянами территорию Боснии и Герцеговины передал под управление Австро-Венгрии, однако не признав их неотъемлемыми частями “лоскутной империи” [75] (ст. 25 Берлинского договора).
В результате к 1909 г. часть сербов жила в Сербском королевстве, а часть сербов — в Австро-Венгрии. Немецко-венгерское национальное угнетение для них было во многих отношениях хуже, чем турецкое: турки, при всем их отступничестве от этических норм ислама в отношении инаковерующих, однако не стремились сделать славян турками, в то время как немецкая правящая верхушка Австро-Венгрии стремилась онемечить всё население империи, видя в этом средство обеспечения её государственного единства и территориальной целостности. Но эта политика онемечивания создавала внутри империи только многовековую политическую напряженность. И сербский народ в целом, и политически активная сербская “элита” мечтали жить в общем сербам их национальном государстве. Немецкая же верхушка Австро-Венгрии видела решение этой национальной славянской проблемы не в передаче Сербскому королевству земель, населенных сербами, и не в освобождении от своей административной опеки земель с преимущественно славянским населением, а в установлении над Боснией и Герцеговиной своего суверенитета с перспективой поглощения и уже существовавшего на границах Австро-Венгрии Сербского государства со столицей в Белграде.
В 1909 г. имели место переговоры между Россией и Австро-Венгрией по вопросу об окончательном присоединении Боснии и Герцеговины к Австро-Венгрии. С.Д.Сазонов пишет, что граф Эренталь, министр иностранных дел Австро-Венгрии оскорбительно и беззастенчиво «обошелся с русским министром иностранных дел [76], позволив себе посредством явной передержки, истолковать, в виде согласия русского правительства на немедленное присоединение оккупированных турецких провинций, те общие разговоры, которые происходили между ними в Моравском поместье графа Бертхольда на эту тему и во время которых А.П.Извольский предъявил требование на соответствующее возмещение для России в том случае, если бы Австро-Венгрии удалось добиться своей цели.» — ист. 95, с. 15.
С.Д.Сазонов не вдается в подробности по этому поводу, но так или иначе, после этих разговоров [77] министров в частном поместье, Австро-Венгрия заявила о присоединении Боснии и Герцеговины, а в Берлине её подержали:
«Канцлер (германский: наша пояснение по контексту) полагал, что задача германской дипломатии должна состоять в устранении русского противодействия австрийским планам на Балканах и потому он поручил германском у послу в Петербурге сообщить А.П.Извольскому путем устного, но вполне официального, заявления, что в случае отказа русского правительства выразить согласие на безусловную отмену 25 статьи Берлинского мирного договора, Германии остается только “предоставить событиям свободное течение, возлагая на нас ответственность за их последствия”. Таким образом, замечает Извольский в телеграмме от 10/23 марта [78] 1909 года к русским послам в Париже и в Лондоне нам была поставлена альтернатива “между немедленным разрешением вопроса о присоединении или вторжением в Сербию австрийских войск”.
Ультимативный характер подобного заявления ясен всякому. Русскому правительству приходилось выбирать между двумя тягостными решениями: либо пожертвовать Сербией, либо отказаться от определено высказанного им взгляда на незаконность Австрийского захвата. Оно выбрало второе, принеся в жертву свое самолюбие. Князь Бюлов [79] и граф Эренталь одержали над Россией и Сербией, а затем и над Западно-Европейскими державами [80], дипломатическую победу.» — ист. 95, с. 19, 20.
Столь явное игнорирование национальных интересов балканских славян в Берлине и в Вене было возможным только потому, что в этих центрально-европейских столицах знали о неспособности России военно-экономически пресечь эту