— А какой бы реакции хотел С.Д.Сазонов? Ведь по существу эта выходка министров в заграничный лес — явная политическая провокация. И почему после неё, когда внезапно раздались сараевские выстрелы, в открытость внешней политики России, искренность её заявлений и её миролюбие должны были верить в центрально-европейских державах? Обращаться к Николаю II с официальным запросом о том, дурак у него министр иностранных дел или наивный как младенец, представляется стеснительным, если смотреть на события из правительственных кабинетов Вены или Берлина.
Известие об этой выходке министров в лес “погулять” на территорию потенциального противника, дополнило в Вене уже известное из сообщения посла о содержании беседы румынского короля с С.Д.Сазоновым. Упомянутый уже граф Чернин в своих воспоминаниях, цитируемых С.Д.Сазоновым, сделал вывод, что к моменту беседы с румынским королем С.Д.Сазонов уже знал «о каких-то сербских замыслах против Австро-Венгрии» (ист. 95, с. 134).
Все эти события происходили менее чем за месяц до убийства в Сараево наследника престола Австро-Венгрии и не были тайной для руководителей политически активной массовки (“общественности”) во всех странах Европы; в том числе и для тех, кто планировал общеевропейскую войну, которой не хотел С.Д.Сазонов и другие.
И из “Воспоминаний” С.Д.Сазонова можно узнать, что действительно в 1914 г. реакция Лондона на германскую активность на Балканах была отличной от той, которую выказывал Лондон ранее по отношению к активности Германии. В 1911 г. Германия пыталась потеснить Францию в Марокко. Эти события получили название “Агадирский эпизод”. Об этих событиях сам же С.Д.Сазонов пишет:
«Беспристрастие заставляет меня признать, что решающим моментом в разрешении политического кризиса 1911 года было, однако твердое заявление английского правительства о своей солидарности с Францией [90]. При этом я не могу не выразить убеждения, что если бы и в 1914 году сэр Эдуард Грэй [91], как я о том настойчиво просил его, сделал своевременно столь же недвусмысленное заявление в смысле солидарности с Россиею и Франциею (текст выделен нами при цитировании), он этим спас бы человечество от того ужасного катаклизма, последствия которого подвергли величайшему риску само существование европейской цивилизации.» — ист. 95, с. 45, 46.
Возвращаясь в другом месте к событиям предвоенного периода, С.Д.Сазонов пишет:
«Воздержание английского правительства от решительного выступления в эту, полную тревоги, минуту было тем более прискорбно и непонятно, что ни в России, ни во Франции никто не мог допустить сомнения, что Англия так-же искренно прилагала все усилия, чтобы предупредить возникновение европейской войны. Этому служила порукой, бывшего тогда у власти либерального кабинета г-на Есквита, следовавшего, в этом отношении, преданиям своей партии и, в не меньшей степени, — нравственные качества министра иностранных дел Сэра [92] Эдуарда Грэя, не без основания всю жизнь слывшего убежденным пацифистом.» — ист. 95, с. 221, 222.
Догадаться о том, что хозяева дрессированной английской “акулы” кровно заинтересованы в военном “коротком замыкании” и самоуничтожении в нем мощи России и Германии, и потому не сделают никаких заявлений, а все подписанные Англией договоры о союзе с Россией — простые уловки для вовлечения её в планируемую ими войну [93] — выше возможностей чиновников царского правительства.
Если не в 1914 году, то хотя бы по завершении войны, в процессе написания своих мемуаров, когда были опубликованы и мемуары других политиков и многие документы, к этому выводу вполне можно было прийти из анализа их всех в совокупности и хотя бы покаяться в прошлых глупостях и служебном несоответствии. Однако С.Д.Сазонов этого не сделал, повторив судьбу многих российских западников: они так и ушли в могилы в бесплодных терзаниях сомнениями на тему о том, что все выглядит как предательство их лично ихними [94] западными кумирами, чего якобы не может быть со стороны лидеров цивилизации, известных им своею “моральной высотой”.
Дж.Бюкенен в “Мемуарах дипломата” (ист. 96, с. 126) вспоминает о своих беседах в Петербурге с С.Д.Сазоновым и послом Франции М.Палеологом 11/24 июля 1914 г., после предъявления Австро-Венгрией ультиматума Сербии:
«Я ответил, что я догадываюсь об его желании, чтобы Англия совместно с Россией сделала Австрии заявление, что они не могут допустить ее активного вмешательства во внутренние дела Сербии; но даже предположив, что Австрия все же начнет военные действия против Сербии, намерено ли русское правительство немедленно объявить ей войну? Г. Сазонов сказал, что по его личному мнению, Россия мобилизуется, но весь вопрос будет разбираться в совете министров под председательством царя. Я указал, что важнее всего — постараться заставить Австрию продлить (если бы еще пояснил, как заставить: — наша вставка по контексту) 48-часовой срок и в то же время решить, как Сербия должна ответить на требования австрийской ноты.
Разговор, начатый в полдень, продолжался и после завтрака, за которым г. Сазонов и г. Палеолог опять уговаривали меня объявить солидарность Англии с Францией и Россией. Помимо того, что я не имел права делать заявления, которое обязывало бы британское правительство, я решил не говорить ничего, что могло бы быть истолковано как поддержка намерения России объявить войну Австрии. Если бы я это сделал, то не только не уменьшил бы возможность мирного решения вопроса, но дал бы лишний повод Германии доказать, что мы толкнули Россию в войну, как она сейчас и пытается это доказать. Я поэтому ограничился указанием, что британское правительство, возможно, объявит в Берлине и в Вене, что так как нападение Австрии на Сербию вызовет выступление России, то Англия не сможет остаться в стороне от всеобщей войны. Это не удовлетворило г. Сазонова, утверждавшего, что мы увеличиваем шансы войны. Получив мой телеграфный отчет об этом разговоре, сэр Эдуард Грэй ответил: “Вы совершенно правильно определили при таких тяжелых обстоятельствах позицию британского правительства.”»