— Что случилось?
— Бандиты... пытались ограбить.
Женщина, модно одетая, без документов сразу вызвала подозрение. Ее отправили в управление милиции. Там установили, что задержанная является связной Нидерландской миссии. На нее действительно напали грабители, но кое-что у нее было для ЧК — под подкладкой плаща обнаружили тайное письмо, адресованное одному из организаторов контрреволюционного заговора в Виннице.
Многие испытания выпали на долю молодой контрразведчицы Е. Н. Девицкой. Осенью 1919 года деникинцы захватили южные районы Украины. Банды Петлюры перешли в наступление и снова тесным кольцом обложили Винницу. Рабочие, дружинники совместно с батальоном чекистов и первым караульным полком отступили к Казатину. Создали боевой отряд, который, заняв оборону вдоль узкоколейки между Калиновкой и Сальником, четверо суток героически отражал наступление врага.
15 августа 1919 года коммунистический отряд, окруженный тремя петлюровскими полками, потерпел поражение в неравной схватке. Многие коммунисты погибли, а Елена Девицкая получила ранение. Кто-то из товарищей перенес ее в кустарник и накрыл сеном. Так ей суждено было остаться живой и еще долгие годы служить своему народу, Родине.
Елена Николаевна дожила до наших дней. Ее небольшую комнату в Виннице часто посещает молодежь. На стене, в деревянных рамках, под стеклом — портреты сыновей Юры и Жени. Появились они на свет в гражданскую войну, а едва исполнилось 20 лет — пошли защищать Родину от немецких фашистов, оба погибли. Младший, Юра, не дожил семь дней до победы. Елена Николаевна часто вспоминает о сыновьях, бережно хранит и перечитывает их письма, фронтовые треугольники.
Славную женщину, прошедшую через пламя гражданской войны, вырастившую и воспитавшую замечательных сыновей, не забывают винничане. Частенько навещают ее студенты-историки педагогического института.
Н. Н. Калинкович
ЛИЦОМ К ЖИЗНИ И СМЕРТИ[2]
На душе у него было тяжело, неуютно и неспокойно. Второй день все валилось из рук. Ходил рассеянный, стараясь скрыть от окружающих свое состояние, чтобы избежать нежелательных расспросов. Он верил, что еще день-два — и вся внутренняя боль уляжется. Он вернется к обычной жизни, к напряженным будням начальника Тахтинского ГПУ, не позволив себе ни на мгновение впасть в сентиментальную чувственность.
Однако близкий товарищ Якова Ярового Георгий Тепцов, находившийся у него в Тахте в эти дни по заданию областного руководства, угадал что-то неладное в настроении друга. Стараясь подойти поделикатнее, Георгий осторожно спросил:
— Что-то, Яша, эти дни ты сам не свой. Неприятности какие — служебного плана?
Яровой ответил не сразу. Немного подумав, он, ограничившись одной лишь фразой, протянул письмо со словами:
— Почитай и, пожалуйста, ни о чем не спрашивай...
Георгий развернул вчетверо сложенный лист и начал читать.
«Здравствуй, Яша! Собиралась написать тебе давно, изложив все по порядку. Да как-то не решалась. Не хотела обижать тебя. Но от того, что есть — никуда не денешься. У тебя, Яша, своя жизнь, у меня — своя. Ехать к тебе я не собираюсь. Говорят мне здесь, что опасно там у тебя. Да и дело не в этом. Пропали, Яша, мои чувства к тебе. Они отданы другому человеку — перспективному, местному, одесскому врачу-стоматологу, подающему надежды. Его я, кажется, по-настоящему люблю. Тебя же тогда лишь пожалела, когда ты бежал из одесской тюрьмы и, преследуемый, случайно оказался у нас во дворе. Думаю, найдешь себе другую. Ведь есть и в Азии, наверное, женщины ничего. Меня, пожалуйста, не тревожь. Постарайся забыть.
С приветом, некогда твоя Фаня. Да, окончание моей учебы идет успешно... 16 февраля 1930 года...»
Георгий Тепцов все понял без лишних вопросов. Их, собственно говоря, он и не пытался задавать. Отложив письмо в сторону, он обратился к Якову по волновавшему их делу:
— Знаешь, Яша, получены сведения о формировании в нашем оазисе новых мелких бандшаек. Пришла ориентировка центра: приложить все усилия к недопущению этого. Надо организовать немедленно сход в райцентре. Разъяснить еще раз все людям, рассказать, что пособники басмачей — вожди туркменских родов и племен, феодально-байские элементы в это время, пытаясь развернуть по-новому басмаческую деятельность, усиленно восхваляют Джунаид-хана, называя его «народным героем» и «освободителем» от жестокого хивинского хана Исфандиара. Что, мол, задача настоящих туркмен — по примеру Джунаид-хана освободиться и от Советской власти...
— Ты прав, Георгий, я знаю об этом. Воспитательную работу развернули. К сожалению, пока велико влияние священнослужителей ислама, многие дехкане попадаются на их удочку. Принимаем контрмеры.