Они припадали жадными губами к каплям предназначенной им воды из всего скудного запаса каравана.
Подремав часа два, Яровой заспешил в очередной объезд — к бочкам с водой. Через минут сорок он был на месте. Горизонт неба, вдали плотно сомкнувшийся с пустыней, приобретал фиолетово-багровые очертания, которые через час-два обязательно превратятся в прозрачную синеву, раскинувшуюся сплошным шатром над бескрайними огромными песками...
Сердцем Яровой почувствовал неладное, увидев караульных спящими. Он, спрыгнув с коня, подошел к одной, другой емкостям... и в бессилии властным, рассерженным голосом крикнул:
— Да проснитесь вы, мерзавцы, воды-то нет, выпущена она. Чем лошадей поить будем?!.
Из всех изуродованных бочек набрано было лишь восемь ведер воды. Обстановка требовала срочного принятия решения, направленного на поиск воды и выявление предателей.
Тепцов, Яровой, Мурадов и Аванов в срочном порядке выслали четверых всадников на Ата-Кую, назначив старшим Алексея Коротая. Каждому из бойцов было отдано по ведру воды.
— Спеши, Леша, спеши, дорогой. На Ата-Кую должен быть отряд Никонова с водой. Привезите, сколько можно. Четыре из всех ведер — ваши, — Яков Яровой отдавал последние напутствия Коротаю.
После отъезда красноармейцев отряд медленно двинулся по их следам. Осилить смогли люди лишь километров восемь. Лошади, не повинуясь, дальше не шли.
Выбрав удобную местность, отдали команду всем подтянуться и, сделав привал, рыть ямы до влажности песка, укрыть головы лошадей от солнца, всем лечь.
Командиры отряда, воодушевляя людей, призывали их не поддаваться панике.
Воды к этому времени уже почти не было — всего пять литров на две сотни бойцов, не учитывая животных. Эти литры были отданы под строгое сохранение Аванову. Разрешалось выделять лишь обессилевшим — по глотку.
Солнце палило нещадно. Уставшие бойцы при полном молчании запекшимися губами ловили знойный воздух, тщетно надеясь на его освежающее дыхание. Многие красноармейцы, достав из патронташей свинцовые пули, сосали их, пытаясь тем самым утолить жажду. Однако и это не приносило облегчения. Тепцов идет на крайний шаг — разрешает зарезать одного верблюда, второго, третьего... Кто может — пьет верблюжью кровь. Но и это не спасает. Предчувствие чего-то страшно-неизбежного растет.
В тринадцать часов Тепцову и Яровому доложили, что начался поголовный падеж лошадей. Люди держались. Яков Ильич понимал: выдержки хватит ненадолго. Их судьба зависела от возвращения Коротая.
Яровой, превозмогая страшную слабость и боль во всем теле, жажду, беседует с людьми, подбадривает их, успокаивает. После очередного обхода групп красноармейцев ему вспомнилась туркменская пословица: «Кто пошел в пески без воды, тот не путник, а труп...» Страшный смысл этой пословицы на себе сейчас испытывал весь отряд...
Через десятилетия Г. И. Тепцов, вспоминая о тех днях, напишет:
«Как это точно! Мне передавалось спокойствие Яши Ярового, и я был доволен этим...»
Недалеко от расположения командного пункта Яровой услышал радостный крик старика-туркмена:
— Едут, Яша, Яша!
Кто был посильнее, вскочили на ноги, начали оглядываться по сторонам. Однако нигде никого не было.
— Галлюцинация у него, что ли? — тихо сказал Тепцов.
Ага Мурадов, посмотрев на старика, опустил голову и едва слышно произнес:
— Нет, не галлюцинация. Он сошел с ума.
Старик тем временем, странно захихикав, начал неуклюже приплясывать.
Тепцов подошел к нему. Старик, показывая ему рукой на саксаул, начал растерянно отсчитывать вслух на пальцах:
— Бир, ики, уч, дорт, бяш...
Тепцов поднес к глазам бинокль. На сетке окуляров кроме безмолвных барханов никаких ориентиров не попадалось.
— Ничего не вижу, старик, не вижу...
Тот начал отсчитывать по-новому:
— Бир, ики, уч, дорт, бяш...
— Дай я посмотрю, — Яровой попросил у товарища бинокль.
— Да, он прав, едут четверо, — заметил Яков и тут же, словно ребенок, пустился в пляс.
Его настроение передалось остальным. Караван ожил. Яровой не ошибся, впрочем, как и не подвело предчувствие сошедшего с ума старика: красноармейцы, посланные за водой, возвращались. Навстречу им бросились обессиленные люди. Они на радостях стащили всадников с лошадей, начали обнимать их, целовать, не спрашивая даже о результате. Настолько они были уверены, что вода вот-вот заполнит их фляги, вернет к жизни, а следовательно, и к продолжению похода.
По местному обычаю, Коротаю и его товарищам бросали — кто что мог: деньги, платки, табакерки, ножи.