Маликов с подрывным «мешком». У него тол, заряды.
Все в напряженном ожидании. Каждому есть о чем думать. Возле меня сидит Капчинский и смотрит через иллюминатор в ночную тьму. Решительный, как будто уже готов к бою.
Гудят моторы... Вдруг летчики забеспокоились. Самолет делает первый круг.
— Приготовиться!..
Блокнот в планшет и поправляю за спиной парашют.
Первым будет прыгать тот, кто полегче. Потом — мы все, все тринадцать. Ну, здравствуйте леса Западной Украины!
5.IX.1942 года.
Далеко на опушке леса тренировал Кузнецова стрелять. Реакция у него отличная, рука не дрожит. Рука...
— Поля бы мне засевать этой рукой, — улыбается Николай Кузнецов. — Я, товарищ комиссар, люблю труд крестьянский. Как-то накануне войны видел киножурнал. Идут журавлиным клином себе люди и старательно землю засевают зерном. Великаны! Перед такими и шапку можно снять... То люди добра, люди легенд и счастья.
...Необычно ведут себя фашисты в районе Подолии. Усиленный контроль, проверки всех, кто бы не появился на территории города Винницы. От чего враг мог так страховать себя? Некоторые известия винницких связных настораживают и вместе с тем невероятно заинтересовывают: враг охраняет какой-то объект, беспокоится о его тайне. Что же там может быть? Для Москвы это наверное очень важно. Где же та ниточка, за которую можно было бы ухватиться...
И вдруг новость.
Николай Иванович зашел ко мне неожиданно:
— Птица! Большая птица попалась, товарищ комиссар!
Он прошелся по землянке, будто взвешивая сказанное, и добавил:
— Имеем в отряде имперского советника связи и майора. Сегодня они попались нашей «передвижной засаде». Пошли допросим...
Фашисты сообщили, что недалеко от Винницы в районе Якушенцы — Стрижавка под пристальным наблюдением охраны войск «СС» прокладывается кабель для связи с Берлином.
У фашистов также нашли карту, на которой этот район обведен красной чертой...
Фронтовые дороги... Пропахли они порохом, окропились солдатские потом.
А до того были годы лихолетья и детства тяжелого. Они закаляли сердце будущего чекиста Стехова...
...Необъезженный рысак встает на дыбы. Сергей уверен — ему не вырваться: крепкая рука у отца.
Но вот белоногий напрягает мышцы и медленно, шаг за шагом, идет вперед.
«Неужели одолеет?» — наплывает мысль, и мальчишка обеими руками хватает толстую веревку.
Наконец конь угомонился, весь мокрый, фыркая, спокойно бегает по кругу.
«Пап, а пап! Разрешите — сяду».
Отец притягивает рысака к себе, гладит гриву, приговаривая:
— Успокойся, голубок! Успокойся!
— Да он уже не дикий, — молвил Сергей, умиленно разглядывая резвого красавца. А сам думает: «Неужели и на этот раз не разрешат прокатиться?»
Арсений Яковлевич, прищурив серые глаза, спокойно поучает:
— Как сядешь на скакуна, не смотри под ноги. Конь крыльев не имеет, в воздух не взлетит. Цепко держись за гриву...
На какое-то мгновение Сергей теряется: «Неужель отец разрешает? А может, только послышалось?»
И вдруг парень вспоминает событие, которое произошло не так давно в родном Георгиевске. Два жандарма конвоировали рабочего со связанными руками. Никто не пытался освободить его, не защищал.
Встречные смиренно опускали головы.
«Трусы! Трусы!» — осуждающе выкрикнул он тогда.
Воспоминание придало смелости. Сергей все ближе и ближе крадется к коню. Вдруг, ухватившись за гриву, легко вскакивает на него.
От неожиданности белоногий припадает к земле, сбрасывает петлю с шеи и вырывается...
— Сыно-ок! — только и успел крикнуть Арсений Яковлевич. В руках у него осталась веревка.
«Что же будет?» — замерло сердце у Арсения Яковлевича.
Не добежав несколько метров к табуну, белоногий, словно хвастаясь своей силой, поднялся на задние ноги и заржал. Руки у Сергея затекли, и он кулем свалился в высокий травостой.
Поздно вечером отец нашел парня в степи: рысак занес его далеко от селения...
Окончил школу Сергей на пятерки, только по закону божьему — четыре.
Дома за четверку не ругали. Но когда сказал, что нужно прийти за аттестатом лично отцу, Арсений Яковлевич посмотрел на Сергея.
— Я ничего... — оправдывался он.
Отец прошелся по комнате. Мальчик гордился им. Высокий, с приветливым волевым лицом и всегда уверенный в себе, он пользовался уважением людей. Мастер на все руки — непревзойденный кузнец, первый укротитель диких лошадей. Богатеи боялись его физической силы, старались обходить кузницу, не вмешиваясь в дела Ефременко.