Этими деньгами распоряжались экономно. 15 тысяч дали Ивану Бевзу для нужд подполья, часть денег передали Левенцу — тоже на общие нужды, а остальной сумме нашли применение сами...
Гитлеровцы начали восстанавливать мост через Буг. Каждый день пригоняли под конвоем сотни пленных красноармейцев. Они носили тяжелые носилки со щебнем, кирпичом, толкали тачки с землей, волокли доски. К вечеру люди падали от усталости и голода, тогда охрана пускала в ход резиновые дубинки и автоматы. Артюшков знал немецкий язык, договорился с охраной, и конвойные разрешили передавать пленным хлеб и махорку. На это тоже шли деньги, ведь буханка хлеба на базаре стоила триста рублей, а пачка махорки — полсотни. Пленным покупали телогрейки, брюки, пиджаки, помогали деньгами тем, кто вырывался из плена и уходил на жительства в села.
Однажды Иван зашел в магазин купить хлеба и лицом к лицу столкнулся с соседкой Марией Михайловной. Та очень удивилась:
— Ваня, ты не уехал? Почему ты не уехал?
Он от неожиданности растерялся, покраснел, начал что-то бормотать, но она вдруг тихо сказала:
— Не оправдывайся, не уехал, значит, тебе так надо. Наведайся сегодня в свою квартиру. Ты мне очень нужен...
На Первомайской улице в пятьдесят седьмом номере была прописана портниха Алексеева. Ее в маленькую комнатушку, похожую на коридор, вселил всякими правдами и неправдами родной брат Александр Михайлович, который работал управляющим домами города. Это произошло задолго до войны. Тогда Мария Михайловна, высокая, худощавая шатенка, только перешагнула за пятьдесят. Одевалась строго — темные платья, единственными украшениями были кружевные воротнички, которые освежали ее скромный наряд. А в День Красной Армии женщина преображалась — надевала крепдешиновое платье с крупными цветами, пальто василькового цвета, белый пушистый берет. И шла со своей приятельницей в Дом Красной Армии, на торжественное заседание.
На одной с ней площадке жила семья Ивана Сандула — сотрудника органов государственной безопасности. В отделе он получил строгое предупреждение не вступать ни в какие взаимоотношения с Алексеевой: ее муж расстрелян как враг народа. Сандул предупредил и свою жену, чтобы Алексеева никогда не переступала порога их квартиры.
Но однажды приходит Сандул домой, а там Мария Михайловна примеряет платье жене. Он ничего не сказал, но по его виду Алексеева сразу все поняла. Быстро собрала свои булавки, нитки, сантиметр и больше в квартире не появлялась.
Теперь эта неожиданная встреча лицом к лицу...
Сандул долго раздумывал, что ему делать — идти или не идти к Алексеевой. Вдруг в доме засада, может, она уже гестаповцев привела. А потом пришла мысль: если бы она хотела его выдать, то очень легко сделала бы это в магазине. А она подошла и тихо заговорила...
Решил: пойду! Достал пистолет, проверил...
Вошел в коридор...
Вдруг заметил старичка с длинной бородой, в поношенной фуфайке и стоптанных чунях.
— Мария Михайловна просит к себе...
«Старичок, видать, из интеллигентов», — подумал.
— Друг моего мужа, — познакомила хозяйка.
Старичок молча подал руку, но фамилии и имени не назвал.
Иван Давыдович последовал его примеру.
Мария Михайловна разложила по тарелкам жареную картошку и решительно заявила:
— Вот что, дорогие друзья, давайте знакомиться по-настоящему. Ваню я знаю как честного советского человека, а вас, Никита Евдокимович, всегда считала другом семьи. Ведь вы знали, что мой муж был другом Тухачевского...
Старичок усмехнулся и вновь подал Сандулу руку: «Бригадный комиссар 12-й армии Карталов Никита Евдокимович, а сейчас чернорабочий водоканала, дед Тарас».
Сандул пожал руку и назвался:
— Иван Давыдович Власов.
Не хотел все же раскрывать своей настоящей фамилии.
Поговорили о том, о сем.
— Вид у вас, Никита Евдокимович, уж больно люмпен-пролетарский, прямо настоящий нищий. А немцы не терпят нищих и плохо одетых людей.
— А что мне делать, если у меня нет денег? Хорошо, хоть эту рвань подарила добрая женщина. Из окружения выходил, гимнастерку в первый день под куст бросил, сапоги разбились, босиком пришел в село, а там немцы.
После этой встречи они уже открыто говорили обо всем.
В феврале 1942 года Карталов стал говорить о намерении уйти из Винницы, попытаться перейти линию фронта. Подпольную организацию водоканала, он сказал, передаст Артюшкову.
Сандул и Артюшков ему доказывали, что отсюда дойти до линии фронта невозможно. А он стоял на своем: вот зайду к знакомому на мебельную фабрику, он обещал дать деньжат, и в поход.