Итак, Джеймс, я собираюсь проникнуть туда, где находится ваша сущность: внутрь головы. Первое наше сближение произведем через ухо. — Сун встал и подошел к столику. — Я возьму этот шампур и введу его внутрь вашего черепа. — В тусклом свете сверкнула тонкая длинная полоска металла. — Сначала вы не почувствуете ровным счетом ничего. В буквальном смысле — ничего не почувствуете. Барабанная перепонка, которую я собираюсь раздражать, не имеет осязательных рецепторов, только болевые. Поэтому о присутствии шампура вы впервые узнаете лишь тогда, когда… я предоставляю вам самому подыскать подходящее определение для ваших ощущений. Если сможете.
Раздавив каблуком сигарету, Сун посмотрел на Бонда с чем-то вроде сострадания.
— И последнее, Джеймс. Подвал обладает хорошей звукоизоляцией, под нами скала. Пол над нами устлан коврами и одеялами, что еще больше уменьшило слышимость. Испытания показали, что с расстояния в сто ярдов уже практически ничего не слышно. Так что кричите, сколько влезет.
— Бог вас накажет.
— Не накажет, Джеймс. Ему меня не достать, а я вас достану.
Затем энергичной походкой человека, который спешит по какому-то важному делу, полковник Сун подошел к креслу. С необузданной решительностью он своей мощной левой рукой, словно хомутом, обхватил голову Бонда и прижал ее к груди. Бонд изо всех сил дернулся, но безрезультатно. Через несколько мгновений он почувствовал, как в его левую ушную раковину осторожно вводится кончик шампура. Сжав зубы, он ждал.
Боль кольнула внезапно, первый ослепляющий толчок агонии своей губительностью напоминал выстрел из пистолета в упор. Он услышал собственный сдавленный стон. Затем была передышка, во время которой он успел понять, что прекращение боли — куда более тонкое чувственное переживание, чем самые неистовые спазмы любви. И снова боль — взрывами, толчками, пластами, потоками; боль, от которой захлебываешься и которая выжигает; боль нескончаемая, как море или песок пустыни. Новая передышка и новая мысль: больнее уже быть не может. И тут же боль в тысячу крат страшнее. Вдох; и стон. Вдох; и стон. Вдох…
Крик прекратился. Сун почувствовал, что тело Бонда ослабело, и отпустил его. Голова Бонда, из каждой поры которой сочился пот, упала на еле дышавшую грудь.
Сун, словно снисходительный наставник, взъерошил взмокшие волосы Бонда. Потом он резко повернулся, приподнялся на лестнице и с силой толкнул люк. Крышка приоткрылась на несколько дюймов.
Тут же раздался приглушенный голос:
— Слушаю, сэр?
— Спускайтесь вниз. Ломанн.
— Так точно, сэр.
Доктор с черным кожаным чемоданчиком в руке стал спускаться. За ним показались фон Рихтер и Вилли.
— Надеюсь, вы не станете возражать, полковник, если мы поприсутствуем.
— Нисколько, мой дорогой Людвиг. Я ценю вашу заинтересованность. Как видите, для зрителей приготовлены места. Прошу садиться.
— Этот… — Доктор откашлялся и начал снова. — Этот человек без сознания, сэр.
— Рад, что вы разделяете мое мнение. Теперь сядьте и приготовьтесь внимательно наблюдать. Это будет для вас хорошей школой. Если вы и в дальнейшем желаете служить нашему движению, то должны побороть в себе сдерживающие факторы. Учтите это.
Доктор Ломанн поколебался, затем кивнул и занял место на скамье рядом с Вилли.
— Ну, что же вы для нас припасли, Сун? — распевно спросил фон Рихтер. — Мы ожидаем от вас чудес. По общему мнению, Пекин — лидер в этой области.
Польщенный комплиментом, Сун склонил голову на бок, однако, желая оставаться объективным, сказал:
— Во Вьетнаме тоже весьма плодотворно работают. Некоторые сторонники Хо Ши-мина с удивительной для такой сравнительно отсталой страны легкостью овладели этим искусством. Подают большие надежды. Ага…
Он сделал шаг и приподнял голову Бонда за подбородок. Серо-голубые глаза раскрылись, прояснились и вперились в Суна.
— Будьте вы прокляты, Сун, — послышался слабый голос.
— Превосходно. Можно продолжать. Я работаю с его головой, Людвиг, как описывал. Пока он держится неплохо, но это только начало. Вскоре он будет кричать, лишь завидев, что я приближаюсь к нему, чтобы продолжить процедуру… Теперь я предполагаю раздражать септум — перегородку из кости и хряща, которая делит носовую полость. Всем видно? Хорошо.