- Муж и жена, это ^очень, очень хорошо,- сказал обер-лейтенант, внимательно следивший за этой встречей. Он чуточку волновался, для этого у него были свои причины. Ему хотелось, чтобы встреча получилась именно такой. Ему надо было убедиться, что эти русские горячо любят друг друга и что разлука для них хуже всякой пытки. Любят! А когда любишь, на какие только жертвы не пойдешь! И уж во всяком случае, не оставишь любимую в беде. Сам погибнешь, а ее спасешь. Обер-лейтенант в свое время изучал психологию и умел разбираться в характерах. Козлова можно смело брать в часть. Если хорошенько присматривать за его женой, никуда он от нее не денется, будет как миленький выполнять то, что ему поручат. Верный, добрый, преданный. Такие не подводят.
- Галочка,-говорил ей муж,-ты же видишь, я цел, невредим, ничего со мной не сделали. Среди них тоже есть добрые…
- Добрые? - Галя вдруг оторвалась от мужа, не поверив своим ушам, пристально, сквозь остановившиеся слезы посмотрела ему в глаза. Но он привлек ее и стал целовать в губы, в щеки, в глаза, пытаясь погасить вспыхнувшее в ней чувство недоверия и гнева.
- Мы уже обо всем договорились с вашим мужем,- офицер впервые обратился к Вилковой,- и я приехал, чтобы забрать вас отсюда. Здесь очень дурно.
Галя побледнела, услышав эти слова, она не хотела, не могла и не должна была им верить. Гитлеровец, фашист, убийца и вдруг - договорился с ее мужем… Что общего могло быть между ними? О чем они договорились? До войны она видела в газетах фотографию - Гитлер беседует с Молотовым. Они тоже тогда договорились. Что произошло потом, все знают. И пусть это несравнимо, но между фашистом и коммунистом, между непримиримыми врагами не может быть никакой договоренности. Никакой!
Козлов понял ее по взгляду, понял, какие мысли мучили и терзали ее, и испугался. Решительная, смелая, горячая, она могла испортить все дело.
- Да, Галочка, это правда,- сказал он твердо.- Мы поедем. Так надо…
- Я обещаю вам работу,- торопливо вставил обер-лейтенант.
- Работу? У вас? - Галю начинало трясти.
- Да, у них… По твоей специальности,-
Козлов незаметно стиснул ее руку.- Работа подходящая, соглашайся.
- Я знаю, вы были военным фельдшером. Нам тоже нужен фельдшер,- продолжал немец.- Лечить людей - это очень гуманно, фрау Вилкова.
Но Галя молчала. Она терялась в догадках: все было так непонятно… Почему соглашается Александр? Зачем он открылся перед этим гитлеровцем? Для чего нужно куда-то ехать с ним и там работать?
А время шло. Обер-лейтенант ждал ответа.
- Моя жена согласна,- сказал Козлов.- Мы едем…
Черный «оппель-адмирал» мягко подкатил к воротам. Обер-лейтенант, сидевший рядом с водителем, предъявил часовому пропуск, и тот, щелкнув каблуками, без промедления пропустил машину.
Был ясный теплый день. Забравшись в зенит, солнце светило по-летнему ярко. Машина быстро набрала скорость, и встречный ветер, врываясь в кабину, приятно освежал лица. И только ничто, подобно весеннему ветру, не могло ворваться в душу и освежить ее, успокоить пронизанное щемящей болью сердце. Уходящая вдаль, к подернутому дрожащим маревом горизонту дорога, вольно раскинувшиеся по ее сторонам родные просторы, буйно зеленеющие травы - все это было свое, навсегда свое в душе и чужое - пока чужое -7 в действительности.
Неохотно наматывалась па колеса «оппеля» русская дорога. Глаза Александра Ивановича были устремлены на разбитое танками шоссе, на стелющийся до самого горизонта зеленый ковер трав и волнующихся хлебов, а в мыслях вставали совсем иные картины. От них то бросало в жар, то знобило… Он, советский командир, комсомолец, и партизанская разведчица комсомолка Галя Вилкова - в одной машине с оккупантами. Перехвати сейчас этот лимузин смоленские партизаны - что сказал бы им? Нелегко было бы объяснить, почему поступили так, а не иначе, почему сами, добровольно забрались в немецкую машину. Со временем он постарается объяснить им это, и не словами, а делами, и они поверят ему. А сейчас? Партизаны выволокли бы его вместе с обер-лейтенантом и, приняв его объяснения за сказку для несовершеннолетних, вздернули бы на первом суку как изменника Родины, фашистского прихвостня!
Галя тоже молчала. Ее лицо казалось окаменевшим: сомкнуты бескровные губы, сухо поблескивают глаза, не шелохнется ни один мускул. Мысли, какие только мысли не лезут в голову! И ничему не хочется верить, ничему. Не могла же она обмануться в человеке, которому доверили партизанский отряд! Остаться бы с ним один на один, узнать, что их ожидает…