Бауэр встал из-за стола, мелкими шажками заспешил в соседнюю комнату и тут же вернулся. В его руках на квадратной дощечке лежал набор разноцветных кубиков. Освободив угол стола от закусок, он принялся сооружать из этих кубиков нечто похожее на египетскую пирамиду.
- Господин Козлов, запоминайте. Хорошенько запоминайте.
Положив на самую макушку пирамиды последний, окрашенный в голубое, кубик, гитлеровец не спеша сосчитал до десяти и неожиданно, одним движением руки, смешал кубики. Отошел от стола и, хитровато щуря маслянистые глазки, кивнул Козлову: дескать, давай сооруди такую же!
«Что им от меня нужно? - думал Александр Иванович.- Сообразительность, память… Зачем проверяют? Неужели эти люди…»
И вдруг он вспомнил: еще в военном училище ему попалась на глаза какая-то книжка о шпионах. Там был описан почти аналогичный случай. Так проверяли зрительную память у тех, кого хотели сделать шпионами. Значит, эти офицеры - немецкие разведчики? Вот с кем свела его судьба!
Он замешкался, решая, как быть: повторить в точности пирамиду или сознательно напутать? Александр Иванович мог сделать и то, и другое. У него с детства редкая зрительная намять. Но если он без единой ошибки сложит кубики, немцы не оставят его в покое. А если напутает? Тогда они утратят к нему интерес и поступят с ним так же, как с остальными военнопленными: угонят в Германию или расстреляют. Скорее всего, расстреляют. Ведь он советский офицер. Этот вариант, пожалуй, самый подходящий.
Плутоватые глазки Бауэра не могли не заметить этой заминки.
- Я же просил вас хорошенько все запомнить,- сказал он, оставаясь предельно вежливым.- Может быть, еще показать?
- Нет, нет, я вспомню… Я сам…
Один кубик, второй, третий… Они ложились один на другой, как у хорошего каменщика кирпичи.
- Браво, господин Козлов, браво!-искренне обрадовался гитлеровец, когда последний,, голубой, кубик увенчал пирамиду.- За ваш первый успех!
Он всем налил «московской» и, причмокнув, выпил.
Русская водка ему определенно нравилась. За весь вечер он ни разу не вспомнил о своем шнапсе. Пил много. Захмелев, Бауэр отставил рюмки и велел обер-лейтенанту наполнить граненые стаканы. Первый поднес Козлову.
После выпитого языки окончательно развязались. Немцы хвалили свое оружие, хвастались своими победами, а Козлов, поняв, что его снова испытывают («что у трезвого на уме, то у пьяного на языке»), крепился и помалкивал. Только бы не сорваться, не нагрубить, не дать по морде этим самодовольным фрицам.
Сытые, привычные к большим дозам спиртного, офицеры могли еще долго держаться на ногах. Но Александр Иванович быстро пьянел. Он чувствовал, как все непослушнее становились ноги, тяжелели, словно наливались свинцом, веки, туманились глаза. Граненый стакан сделал свое дело. Над столом опять забулькало, перед самым лицом замельтешили чьи-то руки… Потом решительно все в комнате заслонил уже знакомый ему стакан, обхваченный расплывшимися пальцами с крупными розовыми ногтями. Стакан этот неумолимо, надвигался на него, и Козлов инстинктивно отшатнулся, как отшатываются от ударившего в лицо пламени.
- Это же ваша, русская, господин Козлов,- медленно, выталкивая из себя .по одному слогу, проговорил Бауэр.- Неужели вы откажетесь? От своей, «московской»…
Почти на ощупь, не поднимая отяжелевших век, Козлов поймал в воздухе стакан, дрожащей рукой, боясь расплескать водку, с трудом донес его до губ. Он не знал, что будет с ним дальше, но он верил, что, если даже и выпьет, немцы все равно не вытянут из него ни одного лишнего слова…
Очнулся Александр Иванович утром. Он лежал на своей койке во всем том, в чем был вчера на приеме у Бауэра. В голове гудело, словно по ней непрерывно колотили чем-то тяжелым. К пересохшему горлу подступала тошнота. Такого с ним еще никогда не случалось. И еще ни разу в жизни таким пьяным он не был. И впервые - тоже впервые - в нем вспыхнуло незнакомое до сих пор чувство отвращения к самому себе. Хорош, ничего не скажешь. Нализался, как свинья. Экзамен держал. Увидела бы Галя! Вряд ли стала бы она дознаваться, ради чего пил. Навсегда отвернулась бы, это точно. А может, и отвернется? Ведь он так и не объяснил ей, зачем поехал с немцами. В машине нельзя было, а когда вышли, обер-лейтенант тут же отослал Галю на квартиру. Как долго оглядывалась она, ничего не соображая, и в глазах ее, полных слез, был такой упрек, что даже на расстоянии он жег душу.
Объясниться бы с Галей - и ей, и самому сразу легче бы стало. Но когда они встретятся? Да так, чтобы с глазу на глаз? Пожалуй, не скоро. И сегодня, и завтра Бауэр наверняка будет продолжать испытания. Что еще придумают гитлеровские разведчики?